Зал замер, слушая синкопированный, ускоряющийся и набирающий грозную мощь бой барабана.
И все стихло так же внезапно, как началось.
Повисла неопределенная тишина. Кто-то робко покашливал и перешептывался. Кто-то вздыхал и растерянно пожимал плечами. Фридевига стояла с ничего не выражающим, намертво застывшим лицом, но в глазах появлялся злой аквамариновый блеск. Фредерик Кальтшталь ухмылялся все шире, крутя расслабленными пальцами фужер с красным вином. Пауль недовольно подергивал плечом, пытаясь уклониться от пальчиков Ирмы, настырно бегающих по его руке.
В тишине гулко щелкнул замок, двери медленно распахнулись внутрь.
В проеме стоял лакей в голубой ливрее. Он заложил руки за спину и отошел в сторону, освобождая дорогу тем, кто стоял за ним. Чопорно поклонился новым гостям и исчез из виду.
Вновь загремел барабан.
Первым шел, смешно и косолапо переваливаясь с ноги на ногу, карлик с грубой физиономией и крючковатым длинным носом, очень похожий на ожившего гнома с древних гравюр. Он был одет в короткую голубую мантию Ложи с золотой окантовкой магистра Собрания и разноцветный шутовской колпак с бубенцами, опирался на ритуальный посох.
Следом шел высокий мужчина с худым, угловатым, скуластым лицом, с острой бородкой-эспаньолкой, с большими залысинами в русых, поседевших на висках, но все еще густых волосах. На нем были красно-синие брюки, фиолетовый фрак-инкруябль, зеленый шейный платок и сиреневый цилиндр. В руке держал трость с замысловатым набалдашником, которой он тряс в такт барабанному бою.
Под руку мужчина вел пару девушек. Номинально одетых. Та, что слева, в корсете, черных чулках на подвязках и туфлях, с пестрыми перьями, торчащими на манер павлиньего хвоста и едва прикрывающими ягодицы, была подтянутой и худощавой байфанкой с собранными в тугую косу угольно-черными волосами. Та, что справа, крупная, круглолицая, фигуристая и смуглокожая, явно была родом из Дхарати. Увешанная золотыми браслетами и цепочками, с набранным из монет пояском, с обернутыми оранжевым шелком бедрами и прикрытой шелковыми же лентами крест-накрест пышной, тяжелой грудью. Все ее тело покрывали вычурные узоры, нанесенные хной, а сережки и украшения были не только в ушах, но и в носу, брови, пупке и, вероятнее всего, этим дело не заканчивалось. Девицы приплясывали и подпрыгивали, широко, белозубо улыбаясь и бесстыже вертя задами.
Однако центром всеобщего внимания стал необъятный чернокожий гигант-мустаим со Слонового Берега, который сильно сутулился и шагал полуприсядя, широко расставив ноги и выписывая босыми ступнями странные ритмы по полу. На гиганте была лишь набедренная повязка, а широченные плечи покрывала леопардовая шкура. Мустаим с яростью и бешенством колотил огромной черной ладонью в барабан под мышкой, скалил зубы и безумно вращал выпученными глазами, корчил страшные рожи широким лицом, размалеванным белыми языческими знаками.
Карлик встал посреди зала, стукнул об пол посохом и тряхнул головой. Мужчина остановился за ним, оперся на трость. Женщины отлипли от него, разошлись в стороны. Мустаим продолжил свой странный танец, отбивая бешеные ритмы.
Он дошел до сгрудившейся толпы гостей, остановился в нескольких шагах от них, набычив толстую, короткую шею, и, все так же агрессивно стуча по коже барабана, обвел присутствующих злым, первобытно-животным взглядом, медленно вертя лысой головой. Пройдясь по толпе глазами сначала в одну сторону, затем в другую, мустаим вперился в невозмутимую Фридевигу фон Хаупен и, ударив в барабан в последний раз, резко замер. Кто-то вздрогнул. Какая-то дворянка испуганно охнула. В оркестровой ложе загремели выроненные из рук медные тарелки.
Госпожа консилиатор скрестила на груди руки и выразительно изогнула бровь.
Мустаим недолго таращился исключительно на нее, затем приставил ко лбу руку с оттопыренными на манер рогов пальцами, выпучил глаза еще сильнее, хоть это и казалось уже невозможным, выпятил мясистые губы и снова обвел всех присутствующих яростным взглядом. Фредерик Кальтшталь раздраженно фыркнул и отпил из фужера вина. Пауль фон Хаупен-Ванденхоуф почувствовал, как поднимается волна злости. Ирма ван дер Дорп впилась ногтями ему в локоть и утробно заворчала, напряглась и, сильно стиснув ляжки, забегала осоловевшими глазками по необъятной черной горе мяса в леопардовой шкуре, часто задерживаясь в области набедренной повязки.