— Хочешь штуку? — спросил Александр Степанович.
— Валяй, — равнодушно ответил Орлов.
— Помнишь того чудика, который в тебя стрелял?
— Шутишь? Как его можно забыть?
Толокошин радостно закивал:
— Так вот, совершенно непонятно, откуда он такой взялся. Представляешь? Мистика в нашей жизни. Несет бред какой-то!
— Может, псих?
— Проверяли. Адекватен! По всему выходит, понимаешь, что на тебя взъелись какие-то сектанты! Прикинь! — Толокошин радостно засмеялся.
Костя насупился:
— Какие такие сектанты? Адвентисты? Или мормоны?
— Без понятия. Этот бормочет что-то нелепое. Мол, Господь явился к нему… И самолично тебя заказал! Вот пришел к нему Бог и заказал!
— Иегова?
— Кто-кто? — живо поинтересовался Толокошин.
— Я спрашиваю, бог какой? Иегова? Или Аллах? Или, может быть, самолично Брахма заявился?
— Вот чего не знаю, того не знаю. Парнишка несет что-то про единого бога и прочую лажу. Мол, ты есть натуральный враг и тебя должно искоренить. А уж кого ты так разгневал, не знаю. Да и, сам понимаешь, не я допрос веду.
— А жаль… — задумчиво произнес Орлов.
— Чего жаль?
— Жаль, что не ты… Я бы сам, например, поучаствовал…
— Совсем тебе нехорошо, как я вижу. — Александр Степанович налил в опустевший стаканчик Константина еще коньяку. — Тоже мне, Торквемада.
— Это что-то новенькое. — Костя вздохнул.
— И не говори!
— А кто он такой вообще? Не может же быть, чтобы вот так, без следов взялся человек… Он же учился где-то, его как-то зовут.
— Ничего особенного, а имя его тебе ничего не скажет. Все проверено, отслежено. Жил-был человек.
— А потом к нему явился Бог! Слушай, но не может быть так. Ствол откуда? Повадки?
— Повадки с армии остались. Десантура. Ствол отследить не удалось. Таких по Москве ходит масса.
Константин вздохнул.
Толокошин расценил этот вздох по-своему.
— Да не дергайся ты. — Он похлопал Костю по руке. — Над тобой сейчас колпак такой плотности, что муха не пролетит. У тебя тут безопасней, чем в бункере под Кремлем.
— Всегда хотел посмотреть… — задумался Орлов.
— На что?
— На бункер…
Толокошин хмыкнул.
— И потом… — Костя отправил в рот дольку лимона. Скривился. Острая кислота обожгла язык. — Явится к этим ребятам из твоего колпака Всевышний. И привет. Запулят мне в окошко из гранатомета или там огнемета.
— Ты чего, совсем не в себе? — Александр Степанович насторожился. — Может, капельки попьешь какие-нибудь? Или к врачам? Знаешь, я могу устроить. Отдохнешь месячишко…
— Пошел ты, — беззлобно ответил Костя. — Мне некогда. Я концепцию разрабатываю. Но про ребят этих я серьезно.
— Не понимаю.
— Замени их, а? Это возможно?
— На кого? — У Толокошина от удивления на лоб глаза полезли. — Да и не в моей компетенции…
— Я, кроме тебя, ни с кем не общаюсь, так что компетенция самая твоя. А заменить я хочу на тех, к кому этот бог не явится точно.
— Какой бог? Костя, ты меня пугаешь…
— А какой к этому орлу-десантнику явился. Ты, конечно, человек неверующий…
— Я православный. — Толокошин сказал это с таким выражением, что Костя решил не пускаться в теологические споры.
— Это означает, что ты еще круче атеиста, — вздохнул Орлов.
— Не понял.
— Атеист не допускает существования богов. Но с ним можно вести определенные споры. Например, на тему разного рода явлений, необъяснимых с точки зрения официальной науки. А монотеист, православный или католик, допускает существование только одного бога. И вести с ним спор абсолютно бесполезное занятие. Потому что любые проявления необъяснимого он приписывает исключительно своему богу или его антитезе. Сама мысль о том, что существуют сверхъестественные существа, не принадлежащие к его системе, для него ересь.
Толокошин посмотрел на пустеющую бутылку коньяка и вздохнул.
— Все время ты закручиваешь… Ну, хорошо, давай на время отвлечемся от моей религиозной принадлежности.
— Если мы отвлечемся, — Костя развел руками, — то есть очень интересное мнение, что Бог — это некое существо, питаемое энергией человеческой мысли.
— Гхм…
— При этом мы должны понимать, что Бог — это не какой-то вселенский Позитив или Добро. Бог — это просто сверхъестественное существо, обладающее властью в определенной области. Концепции Добра и Зла лежат не в его области существования. И этот Бог таков, каково большинство служащих ему. Или каковы наиболее могущественные служащие ему. Они отражаются в нем как в зеркале.
— И что?
— И тут мы должны просто очень пристально посмотреть на мир, окружающий нас. — Орлов посмотрел на Толокошина через донышко стакана, как в подзорную трубу. — После чего мы сразу же упремся в одно понятие, которое плотно завладело умами людей по всему земному шару. Это деньги, «бабки», тити-мити, тугрики, песеты и другие пиастры. Каждый день, каждую ночь миллионы людей отдают свои силы и энергию одному и тому же… Деньгам. Мечтают о них, думают про них, желают их.
— Ну, ты дал. — Толокошин усмехнулся. — Деньги — это бумага.
— Хороша бумага. Из-за нее целые государственные системы рушились.
— Не из-за бумаги они рушились. Денежная система это только отражение внутреннего положения государства. Внутренней ситуации. Количество полезных ископаемых, состояние промышленности, политический сектор…