— Пассионарность, что такое? — спросил Павел Петрович.
— Пассионарность — это самоотверженная готовность, не считаясь даже с собственной жизнью, прикладывать все возможные усилия для достижения поставленной цели. В этом смысле солдаты и офицеры, путешественники, естествоиспытатели, ставящие рискованные эксперименты, являются носителями пассионарности
— Кажется, я понимаю — задумчиво проговорил Павел — ты говоришь о выявлении этого, пока гипотетического фактора, и культивировать его носителей, а обычных детей воспитывать в духе высокой нравственности т целеустремлённости. Так?
— Так, Павел Петрович.
— И как ты считаешь, Юрий Сергеевич, такие простые меры помогут нам сохранить необходимый уровень пассионарности в обществе? Кстати, друзья, что вы думаете об идее мудреца, которую принёс нам Юрий Сергеевич?
— Я считаю, что мысль весьма глубока, и нам следует поразмыслить в заданном направлении. — решительно заявила Наталья Алексеевна.
— Думаю, что нам следует очень серьёзно продумать над механизмами реализации озвученных вами и Юрием Сергеевичем мыслей. — заговорил Сергей Савлуков — Высокая нравственность и целеустремлённость — это прекрасно. Добавим сюда телесную силу и отличные знания, что тоже укрепляем и волю и целеполагание. Но не к тому ли стремятся все существующие педагогические направления? Но вот что самое главное: как охватить таким образованием хотя бы десятую часть детей и учащейся молодёжи?
— Это верно. — поддержала мужа Анфиса Гавриловна — Недостаточно создать самую совершенную методу, нужно ещё сделать её массовой, иначе мы получим единичных отлично подготовленных и волевых командиров и армию невнятных середнячков, которые и плохого не хотят, но и к хорошему не стремятся.
Завершив все дела, я опять отправился на Мальту: там накопилось множество дел. По зимнему времени, так как Балтика частью замёрзла, а частью немилосердно штормит, поехал южным маршрутом.
Лиза пока осталась в Петербурге. Везти детей по штормящему морю — не самая лучшая идея, а вот в апреле, может быть, в начале мая она соберёт двух наших парней и крохотулечку-доченьку, да и в спокойствии и комфорте, на борту «Софии», да под охраной неразлучной парочки: «Витязя» т «Джигита», приедут ко мне в Валлетту.
До Орла, всего лишь за ночь, нас, то есть меня и моих сопровождающих, довезли на поезде в двухэтажных вагонах, в просторных одноместных купе. Как говорится, положение не только обязывает, но и даёт немалые привилегии. На перроне оглядел вокзал: высокий, просторный, очень воздушный — с обилием колонн, с обширным остеклением, с башенками и флюгерами. А в окнах яркие, цветные витражи.
Станционное начальство встретило с легчайшей настороженностью — никто и никогда не ждёт от проезжего высокого чина чего-то доброго. А ну как этот чин не выспался, и начнёт изливать своё раздражение? Но на этот раз в Орле всё, на мой взгляд, было просто прекрасно, о чём я и сообщил местным. Начальство, услышав оценку своим трудам просияло, но на всякий случай рассосалось, а я отправился осматривать службы вокзала. Понаблюдал за сдачей багажа камеру хранения, на погрузку почты в почтовый вагон, их тут красят в алый цвет, с синей полосой по диагонали. Дошел и до перронного сортира для пассажиров третьего класса. Вошел, и обнаружил служителя, сурово отчитывающего невзрачного мужичка, что не попал в раковину, до боли знакомого мне типа «чаша Генуя». Справил нужду, краем глаза за мужичком, исправляющим последствия своей неаккуратности, и вышел, напоследок вручив служителю серебряный рубль за усердие. А на улице насладился видом оторопевшего городового — важный барин, и вдруг в сортире для простолюдинов. Поманил городового к себе: