Из-за горизонта показались верхушки мачт, и ориентируясь на них башенные установки на бастионах Святого Эльма и Святого Кристофера открыли огонь. Оптический телеграф с «Барракуды» корректировал стрельбу, и мы воочию видели четыре взрыва, в дополнение к трём, что добились крейсера. За два часа, что шел неторопливый расстрел английской эскадры, на крейсера с бешеной скоростью грузили боеприпасы, и вскоре они вышли в море. Их задача — собрать в кучу недобитков и пригнать к берегу, для приёма в плен.
Да, всё шло отлично до тех пор, пока на западных окраинах Валлетты не послышалось улюлюканье, завывания и частая, беспорядочная стрельба.
— Что за нахер, маму их пятнадцать раз!!! — возопил мой учитель Анджело Ломбарди.
При всём моём уважении к престарелому наставнику, вынужден признать, что его изучение русского языка вышло несколько однобоким. Из всего многообразия словесных форм русского языка старый Анджело скорее всего запоминал обсценную лексику.
— Мальчик мой, — пояснил он мне, в ответ на удивлённый взгляд — я в первую очередь рыцарь, а только потом священнослужитель и финансист. Я родился во время боя, я провёл большую часть жизни в боях и походах, и я надеюсь умереть в бою. Мне милее простая солдатская речь с её казарменными шуточками, хотя при необходимости могу выражаться и куртуазно.
Со смотровой площадки бастиона Святого Эльма мы увидели, что из глубины острова в нашу сторону движутся колонны войск. Колонны были быстрые синие, в которых старый Анджело узнал туарегов. Другие были чёрно-красно-синие, медленные, в которых стоящий с нами артиллерийский наблюдатель признал абордажников и морскую пехоту, частью в английских флотских мундирах, а частью в непонятной форме, но скорее принадлежащей Ост-Индской компании. Общее количество врага признали равным шести-семи тысячам активных штыков и сабель. Да, это очень много, если учитывать, что, не считая артиллеристов и гарнизонов фортов, которым и так есть чем заняться, в Валлетте сейчас имеется не более полутора тысяч бойцов
И я как-то сразу вспомнил про своих учёных: люди они штатские и в неразберихе городского боя непременно пропадут ни за грош, а ведь они, все трое — на вес золота и даже дороже. Я позвал вестового:
— Братец, изо всех ног беги к русским учёным, передай, чтобы они бросали всё, по возможности спрятали лабораторные журналы, но тоже необязательно, и скорее спешили в мой дом. Вместе с семьями! Мажордом поможет им спрятаться. Понял ли?
— Так точно, понял! Передать русским учёным, чтобы прятали журналы, бросали всё и с семьями бежали прятаться в ваш дом.
— Беги скорее!
А обстановка резко ухудшалась: туареги и пехота вошли в город, и принялись методично обшаривать дома, при этом не особо зверствуя: ну, зарубят или застрелят кого-то оказывающего сопротивление, но без злобы, а лишь бы не терять времени. Кольцо нападающих понемногу от окраин двигалось к портовой части, к крепости. К нам, на вышку поднялся рыцарь, командир одного из разведывательных подразделений. Отдал честь и сообщил:
— Мессиры гроссмейстеры, нападение осуществлено с конкретной целью, вот смотрите, что я взял с трупа англичанина.
С листовки на меня смотрела моя собственная физиономия, а под нею надпись, обещающая триста тысяч золотых соверенов за меня живого или сто тысяч за мёртвого. Да уж! Никогда голова гражданина Булгакова не ценилась столь высоко!
— Форт Святого Эльма почти неприступен с суши. — успокаивающе проговорил старый Анджело — Однако я тебе завидую, мой мальчик. За тебя назначена самая высокая цена, из всех известных мне рыцарей нашего ордена! Меня выкупили у алжирцев за одиннадцать тысяч дукатов.
И тут, в опровержение всем прогнозам и расчётам, раздался чудовищный взрыв: это взлетел на воздух правый западный бастион форта Святого Эльма. Похоже, был подорван пороховой погреб бастиона, а может быть, взрывные заряды были заложены и в стены, поскольку наружная стена и даже часть куртины превратились в щебёнку. Ударная волна швырнула всех находящихся на наблюдательном пункте на пол. Осколки и крупные камни падали вокруг нас, один булыжник угодил мне в плечо, да так, что рука онемела. Рядом раздался стон. Я резко обернулся и увидел, что Анджело Ломбарди лежит на спине, а из груди его торчит обломок доски. Бросаюсь к своему наставнику: он ещё жив и даже в сознании: