— Удивительно, друзья мои, но мы отбились и на этот раз. — удивлённо отметил Рогожин — Но сколько таких приступов мы выдержим? Но признаемся сами себе, что у нас нет иного выхода, кроме победы.
— Плохо, что образовался завал посреди коридора, — высказался Полубешкин — теперь полупиндосы, как их именует Юрий Сергеевич, будут начинать атаку оттуда. Но хорошо то, что можно стрелять сквозь завал трупов, по крайней мере, в верхней его части.
— Верное замечание, Порфирий Эрастович. — подключаюсь я — Господа, прошу стрелять не только в головы, торчащие над завалом, но и ниже головы, тогда пуля точно пробьёт мёртвую преграду и поразит ещё живого врага.
Так мы и действовали, и добились того, что просвет между верхом завала и потолком сузился неимоверно, и англичанам пришлось вытаскивать своих мертвецов. А между тем, трупы начали разлагаться и смердеть.
Огромное наше счастье, что постоянный поток воздуха шел из глубины катакомб вверх, то есть от нас в сторону англичан. Пованивать стало и у нас, а уж, что было в той стороне, и представить жутко. Хотя что там представлять: вокруг нашего дома наверняка стоит целый военный лагерь, в катакомбы через вход спускаются новые и новые отряды матросов, а оттуда вытаскивают тяжелораненых, гарантированных мертвецов. А потом из отверстия входа потянуло всё более усиливающееся зловоние… Страшно. Очень страшно!
Двое суток мы отбивали частые приступы, на третьи сутки только изредка постреливали: англичане просто были не в силах преодолеть созданную пробку, тем более, что мы стреляли на звук любого движения, и слишком многие пули находили себе поживу.
Все взрослые осунулись, почернели лицами, вокруг глаз залегли всё чернеющие тени. Великое наше счастье, что команда подобралась слаженная, состоящая из умных и твёрдых людей, так что нервных срывов не наблюдалось, а что там творилось на душе у каждого, о том могу судить по себе. Скверно было на душе. Страшно, горько и мерзко. В сущности, нашим врагам нужен был только я — ради денежной награды. Остальных бы в покое не оставили, нет! Всех бы убили, да не просто так, а с выдумкой — европейцы обожают медленное умерщвление людей, это вам не безобидные турки или монголы, что убивают для устрашения. Нет! Европейцы наслаждаются пытками.
Вот мы и отбивались. Гранаты кончились, патроны мы стали экономить, ну да руки-то набили, и все теперь стреляли на высочайшем уровне, но страшно — что будет, если патроны кончатся?
А на четвертые сутки с той стороны вдруг раздался громкий гомон, и стрельбы прекратилась.
Я в это время спал, рядом со мной на нарах спал Паша. Посыльный осторожно, чтобы не потревожить мальчика, тронул меня за плечо:
— Господин! Пришла подмога. Слава тебе господи, Иисусе Христе, дождались мы. — шепотом доложил мажордом.
— Кто?
— Османы.
— Что говорят?
— Не могу знать, по-турецки ни я, никто из нынешнего дежурства не разумеем.
— Ну что же, пойдём узнавать что там и как.
Осторожно встал, не потревожив сына, и пошел вслед за провожатым, а заодно прикрыл покрывалом свою половинку, что спала на соседних нарах. Вышел к завалу, с той стороны на меня смотрел смуглый вислоусый мужчина в феске. Ниже было не видно из-за преграды.
— С кем имею честь беседовать? — по-турецки спросил я.
— Бёлюк-баши Али Мохамеддин к вашим услугам, ваше сиятельство! — проявил вежливость турецкий офицер.
Я напряг мозг, и вспомнил, что бёлюк-баши примерно соответствует нашему капитану.
— Примите мою признательность за наше спасение, многоуважаемый бёлюк-баши! Я правильно понимаю, что враг выбит из Валлетты?
— Истинно так, ваше сиятельство! Однако я должен узнать, много ли у вас пострадавших, и какую вам оказать помощь в первую очередь?
— Хвала всевышнему, все люди, что со мной, не пострадали, за исключением трёх лёгких ранений, но они уже обработаны и не представляют опасности. А помощь нужна и очень серьёзная.
— Исполню всё, что в человеческих силах, ваше сиятельство!
— Как вы видите, коридор завален трупами неприятеля, и это зрелище может дурно повлиять на сознание детей и женщин, находящихся со мной. Я вас очень прошу: пусть ваши солдаты заставят пленных очистить коридор!
— Немедленно отдам такой приказ! — сказал офицер и, отвернувшись от меня, принялся отдавать приказания.