Между тем первый в мире радиоконцерт продолжался:
— О! Этой песни я ещё не слышал, а ведь настоящая песня, морская! — оживился фон Валь — Непременно приглашу певуна в кают-кампанию, следует угостить господ офицеров новым произведением о флоте. Кто он, ваш радист? — повернулся капдва к Рогожину.
— Прекрасный инженер, дельный конструктор и в некотором будущем вдумчивый учёный. И потомственный дворянин, если вам интересна такая подробность.
— Ах, Пафнутий Львович, не бередите душевных ран! — в шутливом жесте защиты вскинул руки фон Валь — С некоторых пор сословные различия стали стираться, и даже в среду морских офицеров, доселе опутанных сословными ограничениями, влились выходцы их купечества, разночинцев, и даже крестьян и мастеровщины! И что любопытно, они оказались весьма недурными офицерами! Большинство ещё молоды, как например, присутствующий здесь мичман Денис Ерофеевич Самусев, но внушают большие надежды.
— То есть, и ваше личное отношение к сословным различиям изменилось? — спрашиваю у фон Валя.
— Совершенно верно, Ваше сиятельство. В кают-компании мы обсуждали этот вопрос, и кто-то из офицеров высказал мысль, что возможно стоит вообще отменить сословные границы, а титулы присваивать только в знак особых заслуг человека, причём без права передавать титул по наследству.
— Да, такая мысль мне кажется весьма дельной. — оценил Рогожин — Жаль детей, но с другой стороны, у них должен быть стимул развиваться и расти, хотя бы ради подтверждения титула. А кому другому стимул стать основоположником рода.
Я промолчал, но про себя подумал, что мысль действительно хороша, даром что уже второе-третье поколение новоявленных носителей титулов, станет искать возможность закрепить имеющийся титул за собой и родом, а остальным перекрыть такую удобную лазейку. Так было всегда, и сохранится очень долго: люди легко воспитываются и перевоспитываются каждый в отдельности, а вот в виде семьи или сообщества уже много тяжелее. Если же брать целые области и государства, то работа становится безумно тяжёлой, почти неподъёмной.
— Денис Ерофеевич, какова дистанция?
— Сто пятьдесят девять тысяч четыреста восемьдесят шесть кабельтов, в пересчёте получается тридцать пять километров! — восторженно воскликнул мичман — Простите великодушно, но дальше определить не сумею, шкалы прибора недостаточно.
— А ведь звук стал ненамного хуже! — пришел к какому-то решению Рогожин.
Он посмотрел на нас, на радиостанции, на почти невидимый из-за расстояния самолёт, и перегнулся через поручни:
— Иван Ильич, дайте пилоту команду на возвращение. — и добавил, обращаясь к нам — Первый этап я считаю удачным, мнение членов приёмной комиссии зафиксируем во время совещания.
— Разве неинтересно, насколько далеко будет слышно радио? — удивился фон Валь.
— Интересно, Никифор Карлович, и превесьма. Однако, сейчас выйдет простая демонстрация, что слышно далеко, а насколько далеко — не определили. В следующий раз самолёт полетит по определённому маршруту, расстояние до точек прохода будет известно. И пустим ваши крейсера с той же целью. Да не просто так, а учитывая погоду: туман, ветер, сильная облачность, грозовые тучи или полярное сияние. Понимаете?
— О да! К тому же, я полагаю, следует учитывать влияние препятствий: острова, горы, может что-то ещё. Вы совершенно правы, Пафнутий Львович!
— Вот и ладно, что прав. Я уже о другом думаю, господа! Нам надобно строить заводы по выделке радиостанций. И много заводов, целую новую промышленность. Нешто вам не понравился концерт Палыча? Вот и другие захотят и послушать и спеть.
— Послушать концерт это развлечение, а иметь надёжную связь на море — вопрос жизни и смерти. Это же на каждое судно от первоклассного линкора до рыбачьей лодки потребно такое радио. Правда, на лодку радио не влезет…
— Нешто! Сделаем и карманное радио!
Фон Валь посмотрел недоверчиво, но промолчал. Сегодняшние испытания убедили его в вероятности невозможного.
Глава 13
Гость был величественным.
Да, именно такое определение лезло в голову при взгляде на господина, посетившего меня в один из вечеров середины весны. Есть такое свойство у людей, занимающихся коммерцией: после достижения некоторого (иногда весьма относительного) успеха, особенно когда удалось всучить взятки представителям власти и договориться с ними о сотрудничестве, появляется ощущение всевластия. Коммерсанты думают, что за деньги они могут позволить себе всё. Они причисляют себя к властителям, и начинают вести себя соответственно новому статусу, даже покупают вполне королевскими регалии и пользуются ими, считая это нормой.