Орденов нынче никто не носил, только орденские планки, но и тут у многих заслуженных людей, орденские планки занимали приличную площадь на груди. Сам Павел Петрович носил только планку ордена Андрея Первозванного, остальные награды, оставляя исключительно для парадного одеяния. Я тоже из всех наград постоянно носил только планку Железного Креста — это настоящая, мужская награда за храбрость, вызывающая уважение и понимание других мужчин, и восхищенные взгляды женщин. Я, конечно же, верный муж и отец, но ловить на себе взгляды прекрасной половины человечества очень приятно.
На берег мы сошли дружной толпой, на несколько минут задержавшись, чтобы Павел Петрович смог принять доклад о благополучном положении дел в России, во время отъезда императора. Павел выслушал Наталью Алексеевну, поцеловал ей руку, поскольку большей вольности в обращении допустить не мог, хотя по взглядам чувствовалось, что он сильно соскучился по своей императрице.
Через распахнутые ворота Летнего Сада, дружной группой, встречающие и приехавшие двинулась к Павловскому замку, где нас ждал торжественный обед и отдых.
Дети, оставив вещи в своих комнатах, тут же убежали разыскивать старых приятелей, чтобы узнавать новости, хвастаться приключениями и дарить подарки, привезённые с тёплого моря.
Наша квартира оказалась в полнейшем порядке. Было видно, что здесь производилась уборка, но явно никто не жил, и даже временно не останавливался. Само по себе это показатель: значит мы в глазах хозяев дворца и обслуживающего персонала — постоянные и полноправные члены семьи. Это приятно.
Потом пошли обязательные визиты во все места, где мне предстоит работать и куда меня приглашали по старой памяти.
Первое приглашение было от офицеров Кирасирского Её Величества полка, переданное ещё при встрече, а приглашал сам командир полка. Кирасиры, как и прежде, дислоцировались в Гатчине, так что мы с Лизой добрался туда на поезде. Дорогу уже электрифицировали, но поезда ходили ещё прежние, с двигателями внутреннего сгорания.
Ехали мы, как и положено по сану и доходам, первым классом, в двухэтажном вагоне. Сверху открывались изумительной красоты виды на окружающие ландшафты, селения и городки. На станциях входили и выходили пассажиры, и что очень приятно, на всех станциях через репродукторы звучала лёгкая оркестровая музыка. Иногда, хотя и редко, играли живые оркестры. Вообще дорога оставила очень приятное впечатление.
На станции Гатчина нас дожидался почётный караул в составе десятка всадников в парадной броне Синих кирасир и коляска, запряжённая парой великолепных коней. И под всадниками кони были необычайно хороши, а в упряжке — просто загляденье.
Почётным караулом командовал смутно знакомый мне молодой майор со следом зажившего ожога на правой стороне лица.
— Мы будто бы встречались, — сказал я, пожимая руку майору — но, извините великодушно, не могу вспомнить, где и когда.
— Это неудивительно, товарищ генерал. Во-первых, мы встречались почти пятнадцать лет назад, во-вторых, встречались мельком, да и вы были заняты дуэлью с тремя бывшими преображенцами.
— Ну как же, вспомнил! — воскликнул я — Сержант Рокотов! Вы теперь майор? От души поздравляю, боевой товарищ.
На груди Рокотова два Железных Креста, Святой Владимир с мечами и бантом, Святая Анна с мечами и Георгиевское оружие. Мы уселись в коляску и по дороге продолжили общение. Почётный караул, все — молодые офицеры — ехали рядом, слушали и иногда отвечали на вопросы.
— Итак, Семён Платонович, в какой должности вы нынче служите?
— Командир броневого батальона. Я и присутствующие здесь офицеры служим на пушечных броневиках прорыва.
— Прошу прощения за бестактный вопрос: ожог вами получен во время службы?
— Так точно, Юрий Сергеевич. В то время у нас в снаряжении ещё не было шлемов с закрытым забралом, так что пока выкидывал из машины наводчика и заряжающего, опалился. Хорошо еще, что польские инсургенты посчитали нас покойниками и не подошли добить. Повезло.