В России на этот момент полностью решены проблемы связанные с голодом и даже недоеданием. У нас практически отсутствует безработица, создано лучшее в мире образование, а правопорядок обеспечен на высочайшем уровне.
И добившись таких результатов, Павел Петрович решил уйти в тень? Невероятно!
А Павел Петрович действительно передал престол Андрею Павловичу, и двадцать второго января тысяча восемьсот десятого года лично возложил императорскую корону на голову сына, а Наталья Алексеевна короновала Елену Ивановну, супругу Андрея Первого.
И Павел Первый с Натальей Алексеевной отправились на остров Калимантан, где на горе Кинабалу основали космодром, а рядом — город учёных, исследователей, техников и космонавтов. Я часто бывал в том городе, построенном на склоне горы, выше слоя удушающего экваториального пекла. Чистый, радостный город, с ровным, очень приятным климатом вечной весны и воздухом горного курорта. Рядом с городом построена большая электростанция, дающая электричество разгонной дорожке, что начинается на высоте полтора километра над уровнем моря и проложена на вершину Кинабалу, на высоту четыре тысячи сто метров.
Павел возглавил объединённое космическое ведомство трёх великих держав, а потом, как-то незаметно прибрал к рукам и термоядерную отрасль.
Наука странная вещь, и пути её развития абсолютно непредсказуемы. В моём мире термоядерная отрасль выросла из физики, а в этом мире она родилась на стыке химии и физики, причём физика началась тогда, когда потребовались машины, аппараты и прочая аппаратура.
Мой уровень знаний — школьный учитель, любопытствующий новыми веяниями в своей и смежных отраслях. Но учёный люд знает, что в сложных случаях, особенно если идея не принята учёным сообществом, следует обращаться именно ко мне. Я всегда найду деньги, помещения, а аппаратуру и таких же сумасшедших — в помощь. Чаще затраты приходится списывать в убытки, но четырежды за полвека идеи выстреливали, вот как в случае с холодным термоядерным синтезом чуть ли не прямо в пробирке.
Павел Петрович, к которому я временно пристроил группу учёных, очень быстро признал их начинание полезным именно для космической отрасли — кораблям нужны двигатели на новых физических принципах. И оставил у себя на постоянной основе и на полных правах.
Я был в космосе трижды — здесь это рутинная процедура, разве что пока очень дорогая. Ничего особенного: переодеваешься в полётный комбинезон, слушаешь инструктаж о правилах поведения на той или иной космической станции, и добро пожаловать в полётную капсулу. Садишься в удобнейшее кресло, и смотришь наружу через жидкокристаллический экран, укрепленный на спинке впереди стоящего кресла. Трогание и начало разгона практически неощутима, никаких вибраций, да и откуда им взяться, когда капсула вывешена в магнитном поле? Постепенно наваливается перегрузка, но она невелика до самого конца, когда перегрузка сменяется невесомостью. Потом маневрирование, переход на нужную орбиту и стыковка с нужной космической станцией. Над Землёй крутится почти сотня орбитальных станций. Дело в том, что мы не пошли по пути сборки на Земле отсеков орбитальных сооружений и последующего монтажа в космосе. Нет. Наш путь проще и эффективнее: космические станции шьются в швейном цеху в виде шара или колбасы — в зависимости от назначения. Аккуратно свёрнутый рулон поднимается на нужную орбиту, надувается воздухом, и пожалуйста: станция готова. Стенки отвердевают, наполнитель между слоями вспенивается, и в случае пробоя метеоритом или ещё чем, пена заполняет пробоину и отвердевает. Готовую станцию наполняют нужным оборудованием, а потом прилетают работники. На орбите очень много работы: нужно ремонтировать неисправные спутники, выращивать всякие кристаллы и прочие вещи, невозможные на Земле. Много работы у географов, геологов, метеорологов и прочих специалистов. Их работу я инспектировал — не просто же так летать на орбиту.
Космонавты побывали на Луне, но её освоение оставлено на потом — когда это будет нужно.
И вот там, на орбите Земли, глядя в мощный бинокль, в панорамное стекло на Обоянь, проплывающую подо мной, я понял что старею, и скоро придёт моя пора умирать:
я больше не знаю, чего желать.