— Я не уверен, что готов, — тихо проговорил Рома, делая несколько шагов назад, когда до него начало доходить, что рассказы об Оракуле, олицетворяющем саму богиню Смерти, — далеко не выдумка.
Рома до последнего сомневался в том, что Оракул существует, даже когда шёл сюда в первый раз. После взрыва он часто останавливался возле лестницы, ведущей в подвал, но что-то мешало ему спуститься. Сейчас же в груди поднялась необъяснимая паника, а сердце начало неровно и часто биться.
Поднявшийся ветер сбил Гаранина с ног и отбросил к выходу из подвала. Практически сразу же невидимые чёрные нити, сотканные, казалось, из дымки и пепла, обхватили его ногу и потащили в сторону открывшегося входа в коридор, ведущий в ритуальную комнату. Хватка нитей теней ослабла, когда Романа зашвырнуло в коридор. Дверь с громким лязгом захлопнулась, как только внутрь зашёл Великий Князь.
— Хватит её злить! — рявкнул Эдуард, проходя мимо Романа. — Ты и так умудрился долго не отвечать на её зов. А она никогда не славилась терпением и железной выдержкой.
— Да кто бы мне сказал, что это не обычная мигрень, — злобно ответил Гаранин, поднимаясь на ноги и начиная осматривать коридор, в котором они оказались.
Светильники под потолком загорались один за другим, освещая древние стены, и только сейчас глава второй Гильдии увидел дверь, расположенную прямо напротив него. Он сделал несколько неуверенных шагов, глубоко выдохнул и уже более уверенно направился вслед за Эдуардом. Дверь перед ними медленно и бесшумно отворилась. Рома даже не успел как следует рассмотреть выгравированный на ней орнамент.
— Ты пойдёшь со мной? — шёпотом спросил Роман у Эда, не решаясь переступить порог этого пугающего места. Он плохо знал своего сопровождающего, но всё же чувствовал себя более уверенно, зная, что не войдёт туда один.
— Разумеется. Ты — Лазарев, как бы ни печально было это осознавать. И в случае чего я буду вынужден за тебя просить, учитывая твою особенность язвить не по делу, — как-то отрешённо ответил Великий Князь, первым переступая порог комнаты, которую создал много веков назад, приложив к этому колоссальные усилия.
Эдуард часто ловил себя на мысли, что все неудачи, происходившие с ним после того, как он создал Оракула, были связаны именно с этим. Он пошёл против законов мироздания, и оно не стерпело такого надругательства над собой, наказав зарвавшегося Тёмного.
В комнате резко похолодало, а дверь за их спинами захлопнулась с оглушительным звоном. По периметру комнаты вспыхнули свечи, и потоком силы, отделившимся от статуи, стоявшей в центре комнаты, вошедших мужчин придавило к полу, заставляя встать на колено. Как бы он ни старался, но поднять голову и посмотреть на Оракула не получилось даже у Эда.
— Дорогая, я догадывался, что ты сильно не в духе, но не настолько же, чтобы убивать с порога, даже не поприветствовав нас, — прошипел Эдуард, которому удалось перебороть поток обрушившейся на них силы, и хотя бы заговорить. Давление слегка уменьшилось ровно настолько, что Роману удалось поднять голову, разглядывая удивительно красивую статую прекрасной юной девушки, опиравшейся одной рукой на крестовину древнего меча.
— Я вас приветствую, — по залу разнёсся мелодичный женский голос, в котором явственно прослеживались нотки раздражения.
Как только она заговорила, поток давящей силы прекратился, и они, не сговариваясь, синхронно выдохнули.
— Твою мать, — прошипел Ромка сквозь зубы, сдёргивая с себя рубашку и разглядывая начавшую проявляться метку Гильдии.
Она светилась изнутри ярким красным светом, выступая над кожей чёрной вязью неразборчивых символов и плетений, идущих от предплечья вверх и устремляясь к груди, прямо к сердцу. Дыхание перехватило, сердце, словно перестало биться, а перед глазами от боли, какой Роман ещё ни разу в жизни не испытывал, начали плясать разноцветные искры. Он сам не знал, как смог это выдержать, но, когда всё внезапно прекратилось, глава второй Гильдии осознал, что та головная боль была сущим пустяком по сравнению с теми мгновениями, которые ему удалось сейчас пережить. Метка Гильдии никуда не исчезала, но сейчас он не чувствовал боли, лишь небольшой дискомфорт где-то в районе груди.
От статуи отделилась едва заметная в полумраке комнаты тень. Она приблизилась к сидевшему неподвижно Роману и облетела его, обжигая обнажённую кожу могильным холодом. Именно такие ассоциации возникли у него, когда он следил за тенью Оракула, кружившейся вокруг него.
— Если бы не твои слабости и нелепые привязанности, ты мог бы быть идеальным Тёмным, — тень метнулась к статуе и растворилась в ней. Плащ, накинутый на Оракула, несколько раз колыхнулся, словно под порывом ветра, и вновь принял вид белого камня, засиявшего матовым розовым светом.