Лена открыла мне не сразу. Я уже было подумал, что никого нет дома, хотя свет в окнах квартиры вроде бы горел. Позвонив ещё раз, я прислушался. Никаких звуков из-за двери не было слышно. Похоже, что её действительно нет дома, а свет просто забыли погасить. Надо было сначала позвонить, прежде чем ехать сюда. Я уже хотел было уходить, но тут послышался звук открываемого замка. Дверь приоткрылась, и я увидел Лену, закутанную в широкое полотенце. Её мокрые волосы закрывало ещё одно, намотанное на голову в виде тюрбана.
— Я в душе была, — коротко улыбнулась она и отошла от двери, давая мне возможность войти.
— Не боишься в таком виде дверь открывать? — тихо спросил я, продолжая разглядывать начавшую смущаться под моим пристальным взглядом девушку.
— Нет, — она махнула рукой, показывая на небольшой экранчик, расположенный возле входной двери на стене. — Люди Ромы пару недель назад камеры установили. Ванда не хочет пока уезжать отсюда, что бы он ни говорил о её безопасности.
— Она говорила, когда придёт домой? — спросил я, заходя в квартиру и тщательно запирая дверь.
— Нет. Ванда позвонила и сказала, что сегодня может не прийти ночевать. А ты с ней хотел здесь встретиться? — спросила Лена тихо, словно давая мне шанс уйти. Вот только я не хотел уходить.
Она внимательно изучала меня, а я только сейчас, когда увидел её, понял, как сильно соскучился. Кое-как сняв ботинки, я подошёл к Лене, обхватил её лицо обеими руками и поцеловал, не отвечая на её дурацкий вопрос.
Я раздевался, пока мы добирались до спальни. Все мои вещи, как хлебные крошки, указывали путь от коридора до узкой кровати, ну а на Лене и так, кроме полотенца, ничего не было. Мы больше не проронили ни слова за всё то время, пока я не упал на спину, вытягиваясь на кровати, вымотанный физически, но всё ещё переживающий только что испытанное удовольствие, а она вытянулась вдоль моего тела, пристроив головку у меня на груди.
— И что теперь? — нарушила такое уютное молчание Лена.
— Ты сейчас о чём? — я лениво перебирал её волосы, которые были всё ещё влажными.
— Я не знаю, Дима, — она уткнулась носом мне в грудь, а я слегка поморщился, так как она умудрилась попасть как раз между рёбер, надавив на межрёберный нерв. — Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Я боюсь тебя. Вернее, не тебя, а того, что могу привыкнуть. Мне будет сложно отказаться от тебя, когда всё закончится, — спустя несколько долгих секунд молчания проговорила она, не поднимая головы.
— Не вижу причин, почему всё должно закончиться, — я прикрыл глаза. — Лена, ты… — договорить мне не дал телефонный звонок. Я посмотрел на то место, откуда он раздавался, отстранился от Лены и пошёл к куртке, валяющейся где-то в коридоре на полу. Вытащив из кармана трезвонящий телефон, я посмотрел на номер. Он был мне незнаком. Нажав на кнопку вызова, я ответил, даже не скрывая раздражения. — Наумов.
— Простите ради всех богов, но я не могу больше молчать, — раздался в трубке незнакомый мужской голос.
— Кто это говорит? — я невольно нахмурился.
— Дмитрий Александрович, вы только не подумайте ничего плохого…
— Кто вы и откуда у вас номер моего личного телефона? — продолжал я хмуриться, посмотрев на часы, висевшие в коридоре. Уже почти восемь, и в такое время мне могли позвонить только по важному и неотложному делу.
— Ваш номер дал мне водитель вашей девушки, так сказать, на всякий случай, ведь я являюсь соседом Елены Павловны по лестничной площадке. Меня зовут Самуил Моисеевич Кац, — быстро заговорил мужчина.
— И что вам угодно, Самуил Моисеевич? — нетерпеливо спросил я. Вопросов к охране у меня не было. Я сам отдал подобное распоряжение Прохорову, учитывая, что квартира когда-то принадлежала Леуцкому. У меня было больше возможностей добраться сюда первым, если бы вдруг что-то произошло.
— Я понимаю, вы человек занятой, более того, я понимаю, что раз ваша невеста проживает в нашем доме, надо сказать, отличном доме, однако, совсем не подходящем ей по статусу, у вас сейчас происходит кризис отношений, так сказать…
— Пожалуйста, ближе к делу, — я провёл рукой по лицу, совершенно не понимая, чего хочет от меня этот странный сосед.
— Хорошо-хорошо, я же понимаю, вы такой занятой человек…
— Самуил Моисеевич! — я невольно повысил голос.
— В общем, я не могу больше молчать, и моя совесть просто вырвалась сегодня и схватила меня за горло, требуя, чтобы я проявил мужскую солидарность, — на последнем слове он так горестно вздохнул, что мне даже начало казаться, что произошло что-то совсем трагичное и непоправимое.