Трудно себе представить, с каким наслаждением я читал и перечитывал свой журнал; рисунки, помещенные в нем, я показывал своим детям, а также и своим чернокожим дикарям, и последние приходили в неописанный восторг от этих изображений, в особенности от картины скачек. С течением времени листы журнала стали рваться, и я сделал для них прочную обложку из шкуры кенгуру. В настоящее время вся библиотека моя состояла из Нового Завета в англо-французском тексте и этого журнала.
Теперь я расскажу об одном очень важном явлении в связи с этим случайно найденным мною периодическим изданием. Пробежав его в первый раз, я испытал такое сильное волнение, что, право, даже опасался некоторое время за свой рассудок. Дело в том, что в журнале на довольно видном месте я прочел следующую фразу: «Депутаты Эльзаса и Лотарингии отказались вотировать в германском рейхстаге».
Так как мне ничего не было известно о кровопролитной войне 1870 года и об изменениях, происшедших на карте Европы, явившихся последствием этой войны, то фраза эта поразила меня до крайности: я положительно не верил своим глазам, читал и перечитывал эти слова все снова и снова, все более и более удивляясь тому, что я читал. «Боже правый! – восклицал я чуть ли не в сотый раз. – Как попали в германский рейхстаг депутаты Эльзаса и Лотарингии? Что они могли делать там?» Наконец, замечая, что вопрос этот слишком волнует меня, и что я положительно выхожу из себя, я отбросил в сторону журнал и пошел дальше.
Но это не помогло, я все обдумывал этот самый вопрос, и он казался мне до того непонятным и необъяснимым, что я пришел, в конце концов, к тому убеждению, что, вероятно, я не так прочел или неверно понял смысл фразы, что глаза мои обманули меня. И вот я бегом вернулся назад, поднял журнал вторично и снова ясно увидел перед глазами те же слова. Напрасно я подыскивал им объяснение, и, в конце концов, мне взбрело в голову, что вследствие какой-то неправильности функций моего мозга буквы кажутся мне не теми, каковы они в действительности, и что я, по всем вероятиям, теряю рассудок. Даже и Ямба не могла мне вполне сочувствовать на этот раз, потому что дело это было такого рода, что я не в силах был бы растолковать ей так, чтобы она поняла меня. Я всячески старался окончательно выкинуть эту мысль из головы, но этот непонятный, мучивший меня до физической боли параграф так и звучал у меня в ушах, так и стоял в моих глазах до тех пор, пока я чуть было не впал в идиотизм.
Что меня спасло от окончательного умопомешательства, так это то, что мы пришли в благословенную гористую страну, которую я избрал местом своего пребывания. Я ничуть не преувеличиваю, если скажу, что мое новое место жительства в самом центре австралийского материка было поистине раем земным. Травы и папоротники были здесь удивительной вышины; местность гористая, защищенная от ветров и украшенная великолепными лесами эвкалиптов и белой резины.
В долине я построил себе дом таких размеров, каких туземцы никогда не видали раньше: он имел 20 футов в длину, 18 футов в ширину и около 10 в высоту. Внутри весь дом был разукрашен папоротниками, боевым оружием и звериными шкурами всех сортов, а затем на самом видном месте красовался меч пилы-рыбы, трофей моей победы над мнимым нечистым духом лагуны. Дом мой, конечно, не имел очага, так как вся стряпня всегда производилась под открытым небом; стены дома были построены из неотесанных бревен, а пазы замазаны землей от муравейников. Хотя я и сказал выше, что построил себе дом, но в сущности выражение это не совсем точно; вернее было бы сказать, что Ямба и остальные женщины построили его под моим руководством, так как сам я не смел срубить ни единого дерева, потому что такого рода труд считался унизительным для мужчины и главы семьи. В сущности, я не имел надобности в доме, но для меня являлось особым наслаждением сознание, что вот это строение – мой дом, моя собственность, мой родной уголок.