Миновав выкрашенный унылой кладбищенской серебрянкой памятник неизвестному хмурому человеку в телогрейке, судя по лежащей на плече лопате — то ли строителю, то ли колхознику, он вышел на кривую пыльную улицу. По обеим сторонам эта улица была застроена бревенчатыми бараками, перед которыми паслись козы и играли ребятишки, а также сохло на веревках неизбежное белье. Вокруг, сколько Сергей ни вглядывался в окружающую действительность, не было видно ни тенистых садов, ни уютных домиков с резными ставнями и пышными клумбами, ни старинных церквей. Пройдя мимо здания почты, Сергей свернул налево. Впереди виднелась кирпичная башня водокачки, за которой начались другие постройки — унылые пятиэтажные дома хрущевского времени, стены которых кое-где покрылись трещинами и повсеместно — надписями преимущественно непечатного характера.
Рядом с этими хрущевками имелись крошечные огородики — видимо, здешние жители не мыслили своего существования без собственных кабачков, а в особенности — огурцов, чтобы под рукой всегда была подходящая закуска.
На одном из таких огородов копошилась скрюченная старушка в цветастом платке. Подойдя к ней, Сергей Михайлович поздоровался и спросил:
— Бабушка, это улица Пассажира Иванова?
— Ну? — непонятно ответила та. — А чё надо?
— А который дом номер четыре? А то номеров нигде не видно!
— А зачем тебе? — вместо ответа поинтересовалась бдительная старушка. — Ходют тут всякие…
— Да мне Рогозины нужны…
— Ах Рогозины! — Старушка посветлела лицом, распрямилась и указала на соседнюю пятиэтажку: — Так вот он, четвертый дом. А подъезд ихний второй слева. Не ошибешься — там дверь на одной петле болтается…
Сергей снова порадовался замечательной репутации Наденькиной семьи и направился к указанному подъезду.
Поднявшись на третий этаж, он остановился перед обитой дерматином дверью с нужным ему номером и нажал на кнопку звонка.
— Кто здесь? — почти сразу донесся из-за двери женский голос.
— Не открывай! — долетел вслед за тем другой голос, помоложе. — Наверняка мальчишки хулиганят!
— Мне бы Надежду! — проговорил Сергей и добавил, вспомнив уважительное отношение к Наденьке местных жителей: — Надежду Петровну!
— Ах Надежду Петровну! — Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина лет пятидесяти, небольшого роста и вся какая-то округлая, в круглых очках на приветливом круглом лице. — Вы проходите, я ее сейчас позову! Наденька, это к тебе!
Последние слова круглолицая особа крикнула куда-то за спину, и Сергей Михайлович повернулся в ту же сторону, в волнении ожидая, что сейчас перед ним появится его сбежавшая невеста.
Однако вместо этого в коридор вышла женщина, очень похожая на первую, — такая же небольшая, такая же округлая, только, пожалуй, несколько постарше — лет шестидесяти. Кроме того, ее лицо, такое же круглое и приветливое, было, однако, отмечено печатью педагогической строгости.
— Ты из какого же выпуска? — проговорила она, уставившись на Сергея поверх таких же круглых очков. — Нет, не говори… я сама вспомню… восьмидесятый год? Вася Петров? Нет… восемьдесят первый? Коля Сидоров? Нет… — Она явно расстроилась и вздохнула: — Что же это… не могу вспомнить… вот что значит старость… неужели пора на пенсию?
— Извините, — перебил ее Сергей. — А вы кто? Наденькина мама? Мне бы саму Надю… Надежду Петровну…
— Это и есть Надежда Петровна, — несколько сухо проговорила первая женщина. — Сестра моя! Заслуженный учитель области! А вы что — не ученик?
— Какой ученик? — Сергей удивленно разглядывал сестер. — Ничего не понимаю… Я разыскиваю Надежду Петровну Рогозину… мою невесту… Она уехала, ничего мне не сказав…
— Значит, вы — не мой ученик? — Женщина номер два оживилась. — Значит, у меня еще нет склероза!
— Может быть, Наденька — ваша дочь? Или ваша? — в последней надежде произнес Сергей Михайлович, переводя взгляд с одной сестры на другую.
Тут дверь одной из комнат распахнулась, оттуда появилась темноволосая растрепанная девушка в драных джинсах, исподлобья уставилась на Сергея и затем проговорила, ни к кому не обращаясь:
— Это паспорт!
— Что? Какой паспорт? — переспросил Сергей.