— Нет, верно. Хотите?
— Ну принеси, если не шутишь. Подожди. Как же твой друг? Ты сказал, — он ранен.
— Да, немец стрелял в нас. В плечо попал.
— Рукой-то ворочает? — продолжал спрашивать Петр Захарович.
— Да.
— Ну, значит, кость цела. Пуля попала в мягкое место.
— Крови много вышло.
— Где он?
— Тут недалеко лежит… Внизу на ступеньках. Он слышит нас. Трубач, ты слышишь? — обратился Ваня в темноту.
— Слышу, — донеслось снизу.
— Ты ему скажи, Ванюша, чтобы он рукой не шевелил, а то кровь пойдет. Рана, видно, закупорилась. Мы сейчас помочь ему не можем, а ждать придется до вечера. Пускай потерпит.
Ваня закрыл плотно дверь и спустился вниз.
— Трубач, там пятеро сидят. Немцы хотят их расстрелять, а мы выручим. Как у тебя рана? Болит?
— Нет. Теперь лучше… Там всё слиплось.
Ваня передал всё, что наказал Петр Захарович. Теперь нужно было принести яблок. В карманах много не унесешь. Нашарив свой узелок, Ваня вынул черенки. Мох был влажный. «Что теперь с ними делать? Бросить? Нет, нет, только не бросать!» Ваня бережно перебрал веточки, положил на ступеньки к стене и стряхнул платок.
— Я схожу за яблоками, Трубач.
— Я не хочу есть, Ваня. Не ходи.
— Их голодом немцы морят.
— Ты для них… Ну, сходи.
У двери в подвал Ваня остановился. Теперь настроение у него было другое. Он спокойно выполнял нужное дело.
В подвале стояла мертвая тишина.
Ваня пробрался к куче яблок и принялся за дело. Скоро он нащупал несколько крепких плодов и, наложив в платок десятка три крупных яблок, отправился назад.
— Ну что за ребята у нас! Золото! Вот спасибо, Ванюша, — говорил Петр Захарович, принимая через щель яблоки.
— Принес ведь, — еще не веря своим глазам, сказал Максим Савельевич. — Главное, фрукты! При нашем положении всякая другая пища опасна. Переел немного, и капут, а яблоки ничего… полезно.
— Жуйте как следует, товарищи. Прожевывайте, — предупреждал Петр Захарович, раздавая плоды.
Ваня сидел на верхней ступеньке и с удовольствием слушал, как аппетитно хрустят яблоки.
— Больше нет? — спросил Прохор.
— Быстро ты справился! — удивился Максим Савельевич. — Хорошенького помаленьку.
— Есть, есть. Сколько угодно, — сказал Ваня, высовываясь из двери. — Я сейчас принесу.
— Не надо, Ванюша, — остановил его Петр Захарович. — Вечером поедим и в дорогу возьмем… Потерпи, Прохор. Нельзя сразу так много. Возьми один мой.
Прохор не успел съесть предложенное яблоко. В коридоре раздались шаги, заскрипел засов, и в камеру вошли два немца.
Ваня закрыл шкаф в самый последний момент и кубарем скатился вниз.
— Немцы пришли, — прошептал он.
Долго сидели они, прислушиваясь к голосам. Наконец раздался стук. Ваня открыл дверь. Прохора в камере уже не было.
— Взяли на допрос, — сказал Петр Захарович, заметив вопросительный взгляд мальчика. — Вернется ли назад?
— Может и не вернуться, — со вздохом согласился Максим Савельевич.
Двое, которые раньше спали, теперь сидели на полу, упираясь спинами в стену, и медленно жевали яблоки. Вид у них был ужасный: обтянутое кожей лицо всё в синяках, заостренный нос, лихорадочно горевшие глаза. Одного из них Ваня где-то встречал…
— Ванюша! — обратился Петр Захарович к мальчику. — Насколько я понимаю, домой вам нельзя возвращаться.
— Что же нам теперь делать? — спросил Ваня.
— Пойдете с нами.
— Куда?
— А там видно будет. Места на родной земле хватит. Только бы выбраться.
Вернулся Прохор. Как только в коридоре раздался шум, Ваня быстро прикрыл дверь и на этот раз остался наверху.
— Ты что так скоро? — спросил Максим Савельевич, когда сопровождающий немец ушел.
— Я их надул. Если, говорю, бить не будете, то завтра всё скажу. Поверили и отправили обратно. Эх, братцы, теперь бежать скорей!
От нетерпения время ползло ужасно медленно. Ване казалось, что до ночи они не доживут, что обязательно что-нибудь случится.
Два раза он ходил в подвал, нашел много совершенно крепких и очень ароматных яблок. Сидя в темноте, Ваня разломил яблоко пополам, вынул семечки и на ощупь заметил, что они крупные, круглые и несколько плоские. Из этих семечек должны вырасти культурные яблони.
Ваня нащупал черенки и завязал их снова в платок. «Неужели не будет возможности воскресить их? Правда, три черенка привиты, но этого мало. Надо привить еще»…
И вдруг в голове мелькнула мысль: «Отец-яблоня в лесу. Надо же привить на нее. Пускай она дикая. Потом когда-нибудь можно снова перенести черенки на другое дерево или как-нибудь укоренить их. Сейчас важно сохранить им жизнь».