Я думаю, Сара, он не так уж неправ. Что у империалистов длинные загребущие лапы и волчий аппетит, я не раз убеждался и до знакомства с мистером Вывихом. Кроме того, они умеют обливать оппонентов грязью — искусство вести победоносные идеологические войны было отточено ими, еще, когда британцы вторглись в Наталь. С тех пор они здорово преуспели на этом поприще. Чего только не говорили о том же Вывихе его недоброжелатели в США, куда мы приехали по возвращении из Тибета в самом начале 1926-го года. В газетах писалось, например, что мистер Вывих — никакой не ученый, а большевистский агент из ОГПУ. Что его хваленое увлечение этнографией лишь прикрытие для геолого-разведывательных работ с целью разнюхать новые месторождения алмазов на Памире. Что его корпорация CHERNUHA Ltd имеет примерно столько же отношения к благотворительности, сколько и Трудовые армии Льва Троцкого, где эксплуатируется труд политзаключенных. Что мистер Вывих, безусловно, прирожденный медиум, но его магия черна, как и его душа. Что именно он в октябре 1917-го вызвал, по ходу спиритического сеанса в Смольном институте, мятежный дух наставника всех европейских карбонариев Карла Маркса, чтобы тот сокрушил власть Временного правительства Керенского во прах. Особенно яростно нападал на господина Вывиха бывший царский генерал Артемий Череп-Спиридович, частенько публиковавшийся в тощих и пугающе злобных белоэмигрантских газетах. С их страниц этот превратившийся в писаку рубака с завидным постоянством обличал мистера Вывиха в тесных связях с высокопоставленными советскими бонз вроде председателя ВЧК г-на Дзержинского.
Должен признаться тебе, дорогая моя Сара: имея некоторый печальный опыт общения с так называемой «свободной» прессой, обеспокоенной лишь тем, как поднять тиражи посредством любой, самой бессовестной липы, я не слишком-то доверял гневным обличениям г-на Спиридовича. Тем более, что в запале, этот бывший закоренелый крепостник и помещик, с позором выдворенный из страны восставшими русскими крестьянами, отождествлял гипотетический приход Майтреи с Коммунистическим Катехизисом и Педикюрной революцией Троцкого. Похоже, «умник» вообще слабо представлял себе, кто такой Майтрея, как говорят, слышал звон, да не знал, где он. Соответственно, в Коллегии ВЧК ему мерещилось выездное заседание Сиамских Хитрецов, командированных лично Сатаной из растерзанного гиксосами Египта фараонов в Россию самодержцев Романовых с целью надругательства над православными святынями. Ну не паранойя ли, скажи?
Зная Константина Вывиха по Тибету, где нам довелось делиться последним смоченным водкой сухарем, я нисколько не сомневался: распускаемые Спиридовичем слухи — злой навет. Клевета, родившаяся в воспаленном мозгу лютых противников молодой Страны Советов, где человек человеку — друг, товарищ и брат. Кстати, сдружившись с Вывихом, я стал искренне симпатизировать СССР. Не нам, британцам, говорил я себе, под прикрытием изощренной лжи о благородной цивилизаторской миссии Белой Расы, сколотившим самую обширную колониальную империю планеты, сыпать обвинениями в адрес мраксистов, чья мечта о Прекрасном Завтра готова вот-вот претвориться в реальность. О том самом Завтра, что не раз являлось в мечтах и мне. О справедливом обществе свободных индивидуумов, не знающих унизительной эксплуатации человека человеком, удручающего социального неравенства, дискриминации по этническим признакам, гонки за наживой и надругательства над природой из-за нее, а также, всех прочих характерных для империализма зловонных язв. И американцам, думал я в те дни своей трогательной наивности, тоже не годится самодовольно задирать носы, когда речь заходит о Советской России. В чем именно состоит их хваленая свобода, пожалуй, надо поинтересоваться у Генри Форда, чьи стрекочущие конвейеры в заводских цехах по сборке авто являются ничем иным, как продвинутой версией скамеек для гребцов на венецианских галерах. Разница — лишь в формальном отсутствии ошейников и цепей, вместо которых в обиходе у современных рабовладельцев — ведомости выдачи куцых зарплат, работающие в связке с длинными очередями соискателей на бирже труда. Вкупе они придают каждому одетому на шею ярму некую иллюзию осознанного свободного выбора в глазах общества, на деле являющегося стадом дойных овец.
— Конечно же, любезный мой сэр, — бывало, усмехался мистер Вывих, раскуривая свою любимую сигару Cohiba в восхитительном зимнем саду, разбитом прямо на крыше Guru Building. — Вы сами видите, у Советской России — полчища недоброжелателей. Причем, это не какие-нибудь шавки из халдействующей обслуги мировых банкиров! Нет, Майтреей клянусь, это — князья мира сего, построенного, это вы знаете не хуже меня, на стяжательстве, и шкурничестве, тьфу, меня с души от них воротит! Мраксисты же намерены истребить зло на корню, покончив с негативными явлениями научным путем, при помощи теории, разработанной товарищем Карлом Марксом и примененной на практике Владимиром Ильичом Лениным, гениальнейшим мыслителем современности. Чем не пришествие Майтреи, ну согласитесь же, Кали побери, которым запугивает тупых буржуазных обывателей этот узколобый мракобес и недорезанный помещик генерал Артемий Спиридович, чтоб ему пусто было! Только зря, между нами, бояться им — абсолютно нечего…
Мы потягивали виски «Jack Daniels» со льдом через соломинки. После третьей порции я, как правило, тоже тянулся за сигарой, хоть тебе, Сара, известно мое отрицательное отношение к курению. Но, Новая Эра Майтреи, зарю которой, как утверждал мистер Вывих, мы отчетливо видели с крыши его нью-йоркского небоскреба, делала меня мягким и податливым. Внутри разливалось блаженное тепло, а слегка увлажнившиеся глаза смотрели на собеседника с умилением. Я воображал себе, будто наконец-то нашел единомышленника. Прости, милая, у меня нет и никогда не было никого ближе тебя и Генри, но наш мальчик представлялся мне слишком юным, чтобы посвятить его во все подробности своего замысла. Что же до тебя… Тут я уже объяснял свою позицию не единожды. Ты всегда была слишком дорога мне, чтобы я позволил себе рисковать тобой. Твоими репутацией и благополучием, любимая. А вот Вывих… Признаться, именно он казался мне самой подходящей кандидатурой, чтобы предпринять последнюю попытку и достичь Колыбели Всего, о чем я столько лет мечтал. Тем более, он сам предложил мне это.
— Мы решительно изменим наш несовершенный мир, полковник, вот увидите, — твердил он, размахивая своей Cohiba. Входя в раж, Гуру, по обыкновению, оживленно жестикулировал. Я наблюдал за ним как завороженный, от подобных перспектив — голова шла кругом.
Кстати, о Генри. Наш мальчик был буквально очарован мистером Вывихом. Немаловажную роль тут сыграли роль его картины, в них, безусловно, заключен потаенный смысл, они дышат такими величием и силой, что мне не выразить этого словами, язык слишком беден. Ежедневно гуляя по галереям музея изобразительных искусств, устроенного Луисом Торчем на верхних этажах Guru Building, Генри завороженно переходил от одного полотна к другому. Ты же знаешь, Сара, я тебе об этом писал, наш мальчик впервые взял в руки кисти, когда ему едва исполнилось шесть. О его тяге к живописи мне рассказывали воспитатели парижского пансиона, по их словам, Генри появился на свет, чтобы стать знаменитым художником! Его французские наставники ничуть не возражали против этого, наоборот, всячески развивали его наклонности к рисованию, проявившиеся в столь раннем возрасте. Вывих, кстати, сразу признал в нашем чаде будущего живописца. Константин Николаевич высоко отозвался об эскизах Генри, которые тот решился показать Гуру после моих долгих уговоров. Став юношей, Генри сделался чрезвычайно застенчивым. А, удостоившись похвалы мастера, просто не знал, куда себя деть. Мистер Вывих преподнес Генри в подарок мольберт и набор акварелей. Видела бы ты, как тот просиял. Чуть позже, когда мы с Гуру остались одни, он обмолвился, сказав, что у нашего сына несомненный талант, который, естественно, нуждается в огранке посредством долгих упражнений, чтобы в конце концов засверкать бриллиантом…