Мадам де Вомор стояла напротив капитана за письменным столом в туристическом филиале.
— Месье Кюш, благодарю вас, что вы согласились принять меня без предупреждения.
— Прошу вас, садитесь.
— Ко мне приходил Антуан Шане и рассказал о неприятностях Казимира Андре.
— Да, вчера я поместил его под стражу.
— Могу я узнать почему?
— Сказать по правде, он солгал нам по поводу своего времяпрепровождения в вечер убийства Марселя Марьетта.
— Солгал?
— Да, он утверждал, что спал у себя в комнате, в то время как его точно опознали: около двадцати трех часов он шел по улицам города.
— Если он солгал вам, месье, то потому, что хотел защитить кого-то.
— И кого же?
— Меня.
— Продолжайте.
— В тот вечер Казимир приходил ко мне.
— Уточните.
— Казимир Андре — мой любовник. Он пришел ко мне в двадцать три часа и ушел лишь на рассвете.
— Мадам, вы говорите так, чтобы защитить доверенного человека вашего верного друга Шане.
— Ни в коем случае, капитан. Я говорю вам так, потому что это правда. Казимир и я, мы любим друг друга.
— И давно сложилась подобная ситуация?
— Это действительно важно?
— Важно!
— Теперь уже около четырех лет. Видите ли, мы живем в маленьком городе, и слухи пагубны для всех… Я Великая Лоза рыцарей виноделия и ради содружества обязана соблюдать осторожность.
— Понимаю.
— Поэтому мы предпочли скрыть наши отношения.
— Я постараюсь сохранить тайну.
— Очень любезно с вашей стороны, но теперь это уже неважно. Пришло время раскрыть все, и если кому-то это не понравится, мне безразлично.
— Казимир должен быть очень признателен вам. Вы знаете, что ваше показание снимает с него обвинение в убийстве Марьетта?
— Повторяю еще раз, я здесь для того, чтобы сказать правду.
— Кто в курсе ваших отношений?
— Насколько мне известно, никто.
— Даже Нинетта?
— Возможно, у нее есть подозрения, но и только.
— Я благодарю вас за откровенность.
— Благодарю вас, капитан.
— И последнее…
— Да.
— Мне сказали, что месье Марьетт состоял в вашем братстве.
— Все правильно, но он был исключен моим мужем незадолго до своей смерти.
— Причина этого исключения?
— Не знаю. Муж мало говорил о жизни содружества даже мне, своей жене. Вас это удивляет?
— У меня нет мнения, я не знал вашего мужа.
— Видите ли, мой супруг был старше меня на пятнадцать лет, и мало-помалу повседневная жизнь отдалила нас. Однако я питала к нему глубокую нежность и огромное уважение, и его трагическая смерть потрясла меня.
— Да, я знаю об этом.
— Впрочем, не буду досаждать вам своей частной жизнью.
— Вернемся к уполномоченному по снятию проб… Никто, стало быть, не может мне рассказать, в чем дело?
— Возможно, Эрве Монлор: он был близок с моим мужем. Это Эдмон ввел его в содружество двадцать лет назад. Эрве был отчасти доверенным лицом моего супруга.
— Хорошо, я возьму это на заметку. — Кюш бросил взгляд на Маджер, которая заносила свидетельские показания. — Благодарю, что дали показания. Через час месье Андре будет освобожден.
— Спасибо, капитан.
Мадам де Вомор вышла и закрыла за собой дверь. Кюш закурил сигарету и, сделав две затяжки, подошел к окну. Надя разочарованно смотрела на него — все их улики улетучились.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Что меня это не устраивает… Совсем не устраивает!
— А если она лжет?
— Нет, я уверен, она говорит правду.
— Почему ты так считаешь?
— В тот день, когда я наведывался к ней, я видел, как Андре украдкой выходил из ее особняка через потайную дверь. Все в точности совпадает… Вот оно, объяснение «веселой вдовы» Марьетта.
— О чем ты говоришь?
— Ни о чем, ты не поймешь… И все-таки несомненно одно: нам следует не спускать глаз с Казимира.
— Самое досадное то, босс, что у нас нет официального подозреваемого. Прокурору это определенно не понравится.
— У нас есть еще англичанин, и потом Дютур тоже должен объясниться…
Викарий шагал вдоль крепостных стен города. Он пребывал в глубоком раздумье. В присутствии Луизы, устроившей в доме священника бакалейную лавку, собраться с мыслями не так-то просто. Исповедь Мариуса Пульо поразила его. Он не сомкнул ночью глаз. Теперь Клеман в подробностях знал, что именно видел Мариус в тот день, семнадцатого, вечером… Как рассказать об этом Кюшу, не нарушив тайны исповеди?