— Опять! Черт побери, оставят ли они наконец меня в покое?! Наверняка это снова старается та самая полицейская дамочка… Ладно, моя красавица, можешь и дальше стараться!
Этим вечером Фабра ни для кого не было, а завтра будет видно. Ему неведомо, что дело в Сент-Эмильоне приняло совсем иной оборот и что мишенью стал он. Одним движением Фабр перевел звонок на электронную почту. Ему не по себе, он нервничал и постоянно поглядывал в боковые зеркала. Он разговаривал сам с собой, словно пытаясь успокоить себя:
— Мой дорогой Барбоза, ты влип в скверную историю. Ты заставляешь меня раскошелиться в последний раз. Ты забываешь, кто тебя финансирует уже больше двадцати пяти лет. Платить черной неблагодарностью тому, кто тебя кормит… Ты отдашь мне эти тетради, а потом я лично положу конец твоим проблемам. У Фабра слово не расходится с делом!
Половина девятого вечера. Кюш, запыхавшийся от бесконечной беготни, буквально вбежал в кабинет:
— Надя, ты дозвонилась сенатору?
— Нет, он улетучился.
— Черт, черт и черт!
— Что будем делать?
— Прежде всего соблюдать осторожность и…
Зазвонил телефон, Нгуен снял трубку:
— Мое почтение, месье комиссар.
Кюш не против этого звонка. Он взял трубку из рук лейтенанта. В ту же минуту подал сигнал компьютер Нади. Пришло сообщение по электронной почте.
— Алло, патрон, это Кюш.
— Ну, как там у вас? Где Фабр?
— В настоящий момент вне досягаемости.
— Досадно. И даже крайне досадно…
— Каковы ваши инструкции, патрон?
— Я говорил с Пуаре, дело на столе у министра.
— И что нам делать?
— Я получил у судебного следователя ордер на арест.
— Значит, у нас зеленый свет на объявление в розыск?
Журдан ловко уклонился от ответа. Окружной комиссар Кюша, которого весьма ценило начальство за его административные таланты, пользовался гораздо меньшим уважением у подчиненных за свое оперативное руководство, а главное, за отсутствие солидарности.
— Если вы ошибаетесь, Кюш, мы все полетим.
— Я уверен, что не ошибаюсь. Можете переслать мне этот документ.
— И что это означает?
— Все очень просто, патрон, таким образом я хочу защитить себя и свою команду.
— Кюш, вы зануда, держите меня в курсе, я не буду отключать мобильный ночью.
— Прекрасно, комиссар.
— А главное, держите на расстоянии прессу.
— Заметано. — Кюш, ликуя, положил трубку. — Да! Полный вперед. Нас ждет большая игра. Наконец-то мы прижмем этого Фабра. Он поубавит спеси, когда узнает, что привлечен к судебному следствию. А-а… его политической карьере крышка!
— Босс, пришел старый протокол, составленный в жандармерии.
— Давай открывай!
Надя ознакомилась с содержанием документа.
— Похоже, протокол подтверждает информацию, изложенную в завещании. И под ним подпись: «Унтер-офицер Марсель Марьетт». В шестнадцать тридцать у сенатора Фабра была назначена встреча с Эдмоном де Вомором. Когда Фабр подошел к двери особняка, он отчетливо услышал выстрел. Он сразу же бросился на поиски унтер-офицера, который и высадил дверь. Они прибежали слишком поздно: мужчина уже покончил с собой.
— Словно случайно, оба наших героя оказались там.
— Зато нет Барбозы. Хотя, возможно, они были в сговоре все трое.
— Вполне вероятно! Эти могли испугаться и прикончили Марьетта.
— А если Барбоза именно тот, кого мы ищем, босс?
— Будущее покажет, Надя, но я все-таки должен сказать тебе другое: я знаю одного из двух убийц Анисе…
За несколько километров до Сент-Эмильона «ситроен» сенатора свернул с асфальтированной дороги на грунтовую, ведущую к лесу. Выключив фары, депутат на малой скорости въехал на тропу. Машина проделала несколько сотен метров, затем мотор заглох. Подождав несколько минут, Фабр достал из кармана пару кожаных перчаток. Медленно, словно совершая ритуал, он надел их. Если политический деятель хотел иметь чистые руки, он просто был обязан всегда брать перчатки… Внимательно оглядев окрестности, он два-три раза сжал кулаки, словно плотнее подгоняя кожу к форме своих рук. Снаружи все тихо. Луна слабо освещала подлесок. Он привык к таким встречам с владельцем гаража. Начиная с тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, то есть около тридцати лет, сенатор давал на лапу Барбозе. Зачем? Чтобы купить его молчание.