г. Псков, послевоенные годы…
Об убийстве полузащитника смоленского клуба «Труд» Аркадия Зацепина начальник псковской милиции узнал одним из первых, а случилось это потому, что по соседству с Корневым этажом ниже проживал со своей женой Алевтиной тренер местного футбольного клуба «Спартак» Егор Митрофанович Лопатин — высокий сухопарый мужик шестидесяти трёх лет.
Егор Митрофанович называл себя коренным ленинградцем, точнее петербуржцем и чрезмерно гордился этим, так как имел на это полное право. Он родился он в городе на Неве да ещё при старом режиме, участвовал в штурме Зимнего, воевал в Гражданскую, пережил блокаду и только после этого вместе с женой перебрался в послевоенный и полуразрушенный Псков. Так и не дождавшись с войны обеих сыновей, погибших при освобождении Кракова и Варшавы, Лопатин потускнел, осунулся и стал год от года превращаться в живой ходячий скелет.
Именно смерть сыновей, а если говорить точнее, не сама смерть, а две сложенные треугольным конвертиком бумажки — две «похоро́нки», сыграли свою пагубную роль и полностью изменили крепыша и атлета Лопатина, можно сказать, до неузнаваемости.
Этим вечером Корневу не спалось. Он просидел в кресле с книгой до глубокой ночи, а когда улёгся в кровать, в его дверь кто-то довольно громко постучал. Корнев вздрогнул и тут же занервничал.
Неужели посыльный из Управления, случилось что-то серьёзное?
Степан Ефимович накинул халат, сунул ноги в шлёпанцы и подошёл к двери. Увидев на пороге соседа, Корнев выругался:
— Ну сколько можно, Митрофаныч? Опять глаза залил?
— Только собираюсь, — угрюмо ответил незваный гость.
Когда-то рослый и подтянутый Лопатин, игравший в начале двадцатых правым полузащитником в составе «Ме́ркура», являвшего действующим чемпионом и обладателем Кубка Петрограда, сегодня, мягко говоря, довольно мало походил на заслуженного деятеля спорта. Сутулая спина, осунувшееся дряблое лицо, покрытое морщинами, и отёчные белёсые глаза — стали последствием чрезмерных возлияний, которым в последнее время был подвержен Егор Митрофанович. Любовь к бутылке, равно как и преждевременная потеря сыновей, пошатнули здоровье Лопатина и за последние несколько лет практически превратили его в самого обычного доходягу. Добела поседевшие волосы, торчащие в разные стороны, и дрожащие руки дополняли этот образ, равно как и облачение некогда именитого футболиста. На Лопатине были надеты вытянутая майка и спортивные штаны с вытянутыми коленками. У потрёпанных тапок, в которые гость был обут, висела бахрома из перетёршихся ниток, а на правом тапке на месте большого пальца, помимо всего прочего, ещё и зияла дыра размером с целковый. Бывало, что Лопатин не пил по полгода, пропадая с утра до ночи на стадионе. Там он нещадно гонял своих подопечных и заставлял их впа́хивать до седьмого пота. Но если уж Егор Митрофанович «понюхал пробку» — то всё, пиши пропало.
Указав на боковой карман пиджака гостя, который тот придерживал рукой, и из которого торчало закупоренное свёрнутой бумагой горлышко бутылки, Корнев сдвинул брови и строго спросил:
— Опять свою вонючую самогонку принёс? Говорил же тебе, не буду я с тобой пить! Язва у меня!
— Не ругайся, Ефимыч! Не хочешь пить — не пей! Мне же выпить, ну… просто необходимо! Беда у меня случилась, товарищ полковник! Да…
— Ну и чего же случилось, что ты ко мне за полночь явился? — пряча рукой зевоту, поинтересовался Корнев.
— Да уж случилось!
— Ну, заходи, раз такое дело? — Корнев впустил гостя в дом и тут же почувствовал едкий запах сиву́хи. — Опять с Алевтиной своей поцапался?
— Да нет, сосед! Тут не в бабе дело! Тут всё гораздо серьёзнее. — Шлёпая тапками, Лопатин прошёл на кухню, взял с полки гранёный стакан, достал свою бутылку и откупорил её зубами. Наполнив стакан доверху, мужчина маленькими глотками выпил его содержимое, утёр ладонью губы и уселся на табурет.
— Тоже скажешь… на жену! А вот и не на жену! Понимаешь, тут такое дело… — Лопатин чихнул, утёр нос рукавом и уставился на Корнева своими белёсыми глазами! — Дело тут такое… тьфу ты, зараза! Короче такое дело… Одним словом только ты мне сейчас помочь можешь, Степан Ефимыч!
Корнев взял второй табурет и уселся напротив гостя.
— Давай уже по сути, а то спать пора!
— Хорошо! Давай по сути! Два часа тому назад архаровцы твои Шамана моего повязали?