— «Оса» — это кто?
— Витька Дьячук! Сосед наш из второго подъезда. Сопляк, а уже среди своих мазу держит так, что мам не горюй! Ему ещё только тринадцать, но наши старшаки́ его к себе уже допускают!
— Наши — это твои дружки?
— Ну да! С членами команды я не особо близок! А с ребятами из нашего района общаюсь регулярно!
— Хорошо, я понял, продолжай! Пришёл к тебе Оса и что?
— Так как Оса ещё пацан, его на танцы не пускают! Вот поэтому они с другими мелкими обычно возле танцплощадки на деревьях сидят. Смотрят! Так вот приходит ко мне Оса и говорит, что когда все наши после драки смылись, милиция в кустах труп нашла. Ну а убитый, говорит, тот самый смоленский футболист, который меня на поле у «штрафной» подковал! А ещё говорит, что возле убитого нож нашли, точно такой же как мой. Я уже тут сразу недоброе почуял! Сунулся в сумку, а ножа-то и нет! — Мишка поёжился. — Что тут говорить, испугался! Позвонил Митрофанычу, рассказал, что да как, а он мне так строго и говорит: «Точно не ты убил?». «Нет, — говорю, — не я!». После этого он мне велел дома сидеть, пообещал, что придёт, до только видать не успел. Спустя минут десять милиция ко мне явилась. Упаковали меня в «воронок» и к вам повезли. Ну а у вас уже… Сами понимаете! Вот такая история.
Дослушав версию Мишки Шамана, Зверев снова закурил и сказал:
— Ладно, па́ря»! Пока отдыхай! А я постараюсь версию твою проанализировать! И сильно не грусти! Обещаю, что если не убивал ты Зацепина, то скоро выйдешь отсюда, а если соврал, то уж не взыщи — схлопочешь по полной. Это я тебе тоже обещаю!
Глава четвёртая
Центральное почтовое отделение, в котором по имевшимся у Зверева данным вот уже несколько лет работала подружка Шамана Олеся Купревич, представляло собой серое одноэтажное сооружение с помятой крышей и решётками на окнах. Когда Зверев подошёл к зданию, он увидел, что единственная дверь, ведущая на Главпочтамт, подпёрта кирпичом, а сам вход наполовину перекрыт стареньким грузовичком. «ЗИС-Фургон», выкрашенный синей краской, видимо только что привёз почту, поэтому у входа скопился народ. Двое помятых мужичков выгружали из фургона какие-то ящики и коробки, один из них держал в зубах папироску, второй постоянно шмыгал носом и что-то жевал. Ни первый, ни второй грузчик особо не обращали внимание на то, что несколько человек из числа посетителей уже, по всей видимости, довольно давно не могут попасть внутрь здания и терпеливо ожидают снаружи. Зверев какое-то время тоже постоял, а потом, выждав момент, отодвинул ногой ближайшую коробку, протиснулся между стеной и фургоном и хотел пронырнуть в дверь.
— Куда лезешь? — зарычал первый грузчик, не разжимая зубов, чтобы не выронить папиросу.
Второй грузчик тут же преградил Звереву путь.
— Лучше отойдя, — сказал, словно прошипел Зверев, толкнув мужика плечом.
— Да я тя… — мужчина не договорил, потому что Зверев ткнул его в грудь, на этот раз уже основанием ладони. Мужик задержал дыхание, захрипел и отступил.
— Вот и молодец! Спасибо, что не отказал в просьбе! — Зверев оскалился так, что у бедного грузчика открылось второе дыхание и он запыхтел как паровоз.
— Да… да… конечно, входите!
— Вот и славненько! — Зверев протиснулся в дверь, тут же позабыв про нагловатых работников Главпочтамта.
Оказавшись в приёмном зале, битком набитой посетителями, Павел Васильевич поморщился.
Утро… будний день… Откуда же их всех столько сбежалось? Не вставая в очередь, Павел Васильевич протиснулся к ближайшему окошку и показал удостоверение.
— Я только спросить!
Сзади загалдели, какой-то мужик схватил его за рукав, но, увидав хмурый взгляд и удостоверение, тут же отдёрнул руку. Старушка, стоявшая у самого окошка, тоже отступила в сторону:
— Не слушай их, сынок, спрашивай, чего хотел!
— Спасибо, мать! — Зверев кивнул бабульке и спросил у работницы почтамта, где ему найти Олесю Купревич. Почтальонша оказалась не столь любезной, что-то пробурчала и указала на служебный вход.
Зверев протиснулся сквозь толпу, вошёл в указанную дверь и, миновав узкий коридор, без стука вошёл в комнату, на которой висела табличка с надписью «Сортировочная».