А потом меня завертело по жизни так, что мне было уже совершенно не до родителей. Начался истинно героический период моей молодости и жизни вообще.
Отец продолжал иногда поздравлять меня с днём рожденья, но я совсем перестал отвечать ему; конечно же, не со зла; просто было не до того. Но… бабушкины увещевания (а она продолжала напоминать мне, что у меня есть отец – такая фигня!) уже не помогали. Я понимал, что надо бы по идее ему ответить, но потом всё равно как-то не складывалось. И, в конце концов, отец тоже перестал мне писать. Я не ощущал это особой потерей. У меня были страдания по Имярек, да литература с музыкой – что ещё надо?..
И вот я вышел из Игоряшиного кабинета и вспомнил вдруг, что вообще-то моя фамилия… не моя.
«Хм, а чья же тогда?» – промелькнуло что-то типа того в следующий же миг в моей голове. И вот тут-то и началось самое интересное. Я внезапно вспомнил, что фамилия моей матери, Скворцова, девичья её фамилия, в общем-то, честно говоря, тоже не её фамилия; тоже не та фамилия, под которой она родилась, а именно что девичьяфамилия… её матери, моей бабушки Марины, первой жены деда Арнольда, который, к слову сказать, при рождении тоже был назван не Арнольдом, а вовсе даже… Ароном.
И вот тут-то я и прихуел впервые в жизни от того, сколь глубоко таки тут порылась злая собака бабской самонадеянности. Понял вдруг, ёпти, понял я, какого джина выпустили многочисленные революции второй половины второго тысячелетия, последовательно сформировавшие из Женщины как таковой, из того Высшего Прекрасного, на которое, согласно Книге Бытия, вставал хуй даже у ангелов, непримиримого врага Изначальной Традиции в принципе, со всей этой мудовой тягой современных баб ко всё равно мнимой самостоятельности (и всё равно всегда за чужой счёт!) и с такой же изумительной лёгкостью в отношении к аборту, как, в сущности, к ежедневной чистке зубов.
К этому времени, к ноябрю 2003-го года, я уже понимал кое-что и в словах, и в цифрах и понимал так же и то, почему в своё время отказался от всего этого инструментария Блаженный Августин, тоже поначалу весьма неплохо овладевший подобными техниками, и сам я принимал для себя скорее именно его позднюю позицию, сформированную уже к периоду написания «Исповеди». Ведь можно считать, можно вертеть у себя в голове планеты и сочинять заклинания – о, да, распрекрасно можно и действительно действенно, если иметь талант J – а можно просто знать, что На Всё Воля Божья, и что имя его совпадает с именем любого из нас – и тогда, в принципе, на планеты и цифры можно и нужно класть хуй, ибо всё и так при таком раскладе рассчитается наилучшим образом, и в нужное время что Марс, что Венера окажутся именно в том месте, где действительно и будет истинно ВЫСШЕЕ НУЖНО.
Когда-то, всё в те же ещё 90-е годы, всё та же Катечка Живова, некогда мой персональный духовник и оракул, говорила мне через свои Таро, что очень долго в моей жизни всё будет как-то парадоксально и странно: будет масса поразительно невыгодных и идиотских совпадений, ведущих к постоянным фиаско в самых, казалось бы, выигрышных для меня ситуациях; я постоянно буду опаздывать оказываться в нужное время в нужном месте, и всё это будет продолжаться либо всю жизнь, либо до тех пор, пока я не выкину, как выразилась Катя, некий «финт ушами», то есть не сделаю что-то, с одной стороны, очень простое, а с другой – нечто совершенно неожиданное как для окружающих, так и для себя самого. И, естественно, я принял её предсказание к сведению, и некоторое время помнил о нём, а потом, как это было и с её предсказанием моих отношений с Да, совершенно об сём позабыл и вспомнил только тогда, когда со мной уже произошло то, что и было давно предсказано J.
Когда я совершенно неожиданно для себя остро понял, что именно должен я сделать, я действительно совершенно охуел от того, как же, оказывается, это просто. Это и впрямь было что-то вполне сопоставимое с архимедовской «эврикой» (О, да! Да! Дайте же наконец точку опоры и мне, блядь, ёбаный в рот!). И я взял и действительно сделал это…
Лёгкий нумерологический анализ, который я всё же провёл J, немедленно показал мне, что Максим Скворцов отличается от Максима Гурина всего лишь тем, что ставит перед собой только в принципе недостижимые цели (оно и понятно! Ведь никакого Скворцова не существует в природе, ибо передача фамилии по линии матери в течение нескольких поколений недопустима даже у евреев, каковые допускают при этом передачу национальности именно по женской линии, но… национальности – да, фамилии – нет!). Максим же Гурин ставит перед собой только те цели, которые действительно достижимы, ибо, в отличие от Скворцова, существует на самом деле.
И я бы не сказал, что когда я понял всё это, у меня закружилась, там, от этого голова или ещё что-то там романтически трогательное. Нет. Откуда? Я вёл трезвый образ жизни, и у меня был хороший ежедневный режим. Поэтому я просто взял и спокойно всё это сделал, умудрившись при этом даже никого не обидеть.
Я могу, конечно, чисто по-человечьи понять свою бабушку, которую бросил муж, проживший с ней чуть не 20 лет, с тремя детьми на руках, и я могу, так же чисто по-человечьи, понять, что фамилия Одэр в 50-е годы уже прошлого века была, мягко говоря, совершенно невыигрышной в стране рабочее-крестьянского быдла. Да, чисто по-человечьи я могу всё это понять, но что делать мне, вместе с тем, с тем, что всю свою жизнь более всех я согласен с Фридрихом Ницше, утверждавшим на страницах своего «Заратустры», что Человек – есть Нечто, что дОлжно превзойти. Ведь испытания даются всё-таки для того, чтобы проходить их именно с честью, а не гнуться под воздействием ёбаных обстоятельств, ибо все наши сложности – лишь многоуровневая иллюзия суть.
Да, учительница уже в начальной школе называла мою бедную мамочку жидовкой, но и нам, Николаю II-му, приходилось у Игоряши полотёром работать, а это, блядь, простите за более чем уместный каламбур, посильнее «Фауста» Гёте будет. (Если помните, фраза «это посильнее “Фауста” Гёте» принадлежит устам Иосифа Виссарионовича Сталина, получившего, несмотря на все свои недостатки, нехуёвое общегуманитарное образование, в отличие, опять же, от Алёши Пешкова, в адрес произведения коего под названием «Девушка и смерть» «отец народов» и высказался подобным образом. Кто не видит в этом иронии – безусловно человек низшей расы.)
Особенно замечательно во всей этой истории с фамилией Одэр то, что она, вероятно, в соответствии с проклятием моего прапрадеда, харьковского раввина, приказала долго жить в принципе. Всем детям деда Арнольда от первого брака она была сменена на девичью фамилию матери, а своим детям от второго и третьего браков в качестве официальной фамилии дед на голубом глазу дал свой псевдоним – Одинцов.
И вот, короче, я увидел, что всё это – хуйня, и просто-напросто восстановил Справедливость J.
Повторяю на всякий случай ещё раз две вещи: во-первых, я именно что не поменял фамилию, а всего лишь вернул себе свою, то есть ту, что была мне дана при рождении, в соответствии с общечеловеческим законодательством, то есть в соответствии с Законом вообще, каковую фамилию я к тому же носил до 7-ми лет; во-вторых, сам по себе факт возвращения мною себе своего честного имени вовсе не означал, что кого-либо из обоих своих родителей я счёл более правым или более виноватым – нет, и ещё раз нет, оба они – хорошие гуси и, в общем-то, я говорю это даже без особого сарказма со своей стороны. Что могу я поделать, если Господь Миров выбрал именно меня, чтобы в качестве опытного экземпляра именно меня одарить Знанием, то есть позволить увидеть именно мне, что своим собственным родителям я, скорее, Отец, чем Сын, и на них, в этой связи, просто грех обижаться за что бы то ни было, как грех, да и просто глупость, обижаться на своих временно неблагоразумных детей. И я тупо пошёл в ЗАГС, и всё сделал, как надо.
Ввиду того, что мы с Да ждали Ксеню, всё нужно было успеть сделать до её рождения, и я это успел. (Смешная подробность: оба наших свидетельства о рождении – её, первичное, и моё, повторное и окончательное – я получил одновременно, в одном окошке в районном ЗАГСЕ в июле 2004-го года.)