Итак, Борька не ехал, и наша курортная жизнь шла своим чередом. Алина поражала нас новыми купальниками, Изя одиноко заплывала за горизонт, красавцы Резо, Андзор и их друзья плотоядно поглядывали на Алину, но побаивались ее и потому осаждали Тамару, бросая в нее камешки, предлагая уроки плавания и подтрунивая над Жорой («Жорик сегодня нэ купается? И правильно дэлает, сегодня вада радыо-аактивная. Радыация вредна для семейной жизни, правильно, доктор?»). Тот почесывал жирную грудь, взглядывал на неулыбающуюся Тамару и возвращался к чтению книг по медицине, которых привез целый чемодан, — он работал над диссертацией. Я, не умея плавать, плескался в прибрежном прибое.
Однажды на подмосковном водохранилище я чуть не утонул в двух шагах от берега и еле-еле выкарабкался, руками по дну, туда, где кое-как мог стоять на ногах. Был момент, когда я даже собирался закричать караул, но от стыда, что тону среди купающейся малышни, потерял голос. Я никому не рассказал об этом и отложил плавание до лучших времен. Юг, с его морской водой и спасительным прибоем, обещал безболезненное решение проблемы. Но больших успехов я пока что не делал и охотно перемежал это барахтание сибаритским полулежанием в шезлонге с видом на происходящее вокруг.
Сначала, правда, ничего не происходило. Но в один прекрасный вечер Изя объявила, что ужинать не будет, так как уходит на свидание. От нее этого можно было ожидать в последнюю очередь, и мы предались ехидным упражнениям на тему о личности загадочного поклонника. Никакая тайна, однако, не держится вечно. Изя уходила все чаще, их видели, донесли тете Ане… Я узнал разгадку от Алины — как всегда, в виде не новости, а редакционного комментария.
— Изин ухажер — милиционер. A ведь Изя культурная женщина. Как видишь, житейская иерархия определяется не уровнем образования, а более ощутимыми ценностями. За примером недалеко ходить, возьми тех же Жору и Тамару.
Она произнесла это со снисходительностью умудренной жизнью женщины, в обычной безапелляционной манере, за которой, однако, слышалась легкая досада. Досада и — торжество. Каждому свое: кому Акела, кому Тамара, а кому и грузин-милиционер.
Тем не менее, она неожиданно согласилась пойти с Андзором на танцы, в связи с чем надела пышное новое платье. В тот год широкие платья и нижние юбки были в моде, но ее наряд с корсетом и фижмами в буквальном смысле сошел с картинки. Вернулись они поздно, а на другой день она удивила нас еще больше.
Кроме Изи, которая, как всегда, пропадала где-то вдали, все были в сборе. Я блаженствовал в шезлонге, свесив руки и подставив лицо солнцу и ветру, который в то утро дул с особой силой, так что прибой накатывал все ближе и ближе. Вдруг к пляжу подгреб Андзор, Алина, как ни в чем не бывало, села в лодку, и они уплыли.
Больше других был поражен Резо. Чтобы не подать виду, он стал демонстрировать швейцарские часы, купленные накануне у иностранного матроса. В первую минуту это вызвало ажиотаж, я, видимо, тоже бросился к нему, потому что помню, как он, с несвойственной ему резкостью, одернул меня:
— Падажди, нэ спэши. Буд вэжлыв!
Устыженный, я вернулся в шезлонг, толпа вокруг Резо разошлась, и он стал искать новый выход своему раздражению.
— Жорик нэ представляет себе, что такое батумский прибой, — наконец, высидел он. — Как бы волна нэ унэсла ннаа-учную литэратуру.
Жорик поежился, но глаз от книги не поднял. Тогда Резо закопал в песок его пляжные тапочки и заорал:
— Тапочки, Жорик, скорей, волна!..
Жора привстал, забеспокоился, начал передвигать свои книги, Резо и его приятели быстро попрятали остальное его имущество, Тамара безучастно взирала на это из-под зонта, а я веселился, раскинувшись в своем шезлонге и ожидая, что будет.