Возможно, читателю захочется узнать, что стало с прототипами героев… Какое казенное слово – «прототип»... В переводе с латыни, между прочим, – «изначальный оттиск, первый образ». Так вот, если читатель захочет узнать (скорее всего, такого желания у него не возникнет), что стало с первообразами героев, то – пожалуйста.
Прототип Банкира, как и сам Банкир, исчез, растворился в безвестности.
Первообраз Аль Берта, напротив, жив и здоров. Прототип Максима Борисова тоже здравствует.
А первообраз Марка Штайнера, увы, скончался. Прототипы Кати, Николая и самого Сергея Андреенко, слава богу, живут нормальной жизнью.
Первообраз Тимура Маркова, к несчастью, никуда не делся и продолжает свою жуткую деятельность.
А вот прототип Костика – на этот раз к счастью – не имеет ничего общего с криминалом и занимается творчеством.
Первообраз издательства «Сван» существует, а первообраз издательства братьев Токаревых – нет.
Прототип Синицкого и вправду за границей.
Самое интересное, что прототип «Черной книги» существовал. И сама «Черная книга» вышла из печати.
Вот, пожалуйста: Черная книга денег. – М.: СВАН, 1997. ISBN 5-8933-0579-0.
Вы хотите знать, где она? Я тоже хотел бы это знать. Наверное, там же, где «Алмазная война», «Евангелие от Иуды» (не апокрифическое, а написанное одним хорошим современным писателем и замечательным журналистом) и многие другие книги, поглощенные странными черными дырами действительности. В Сети вы их не найдете, ну, может быть, встретите упоминание, либо краткую аннотацию, либо чей-то случайный отзыв, и за то спасибо.
Такое бывало, есть и будет. Вроде бы готовится книга, и никто этому не мешает, ну, может, книга не совсем приветственная (в том смысле, что нашлось бы немало людей, которые никоим образом не приветствовали бы ее появление), но тем не менее готовится, и даже печатается, и появляются первые экземпляры, а потом – р-раз! – и книги нет. Может, тираж уничтожен. Может, сгнил на складе. Может, вывезен неизвестными людьми неизвестной ночью в неизвестном направлении. Я, Сергей Андреенко, будучи издателем, с такими случаями сталкивался.
И «Черная книга» не стала исключением из этого никому не известного правила.
Была – и нет ее.
А вообще говоря, зачем она вам нужна, эта «Черная книга»? То, что там было собрано, – даже не цветочки, а непроклюнувшиеся почки по сравнению с теми ягодками, что произрастают ныне.
Тогда воровали миллионами. Сейчас – миллиардами. Вот-вот мы узнаем – право, ждать осталось недолго, – что кто-то утянул триллион. Причем в нынешних деньгах, а не в тех, когда доллар стоил пять тысяч рублей.
И мы об этом знаем. И узнаём постоянно – стоит лишь включить телевизор-радио-компьютер, стоит лишь открыть газету (если кто-то их еще открывает) или выйти в Сеть по айфону-смартфону-айпаду. Новая «Черная книга денег» пишется постоянно, только вот собирать эту информацию воедино и пытаться ее издать – бессмысленно. Очередная черная дыра очередную «Черную книгу» и проглотит.
Такие дела, как сказал бы Курт Воннегут…
От автора
Когда эта книга впервые увидела свет (не «Черная книга», а та, что перед вами) – как я уже говорил, это было довольно давно, – появились и отклики на нее.
Почему-то по большей части откликались растения. Тот, кто внимательно прочитал роман, должен понять, что в назывании людей растениями ничего предосудительного нет – чистая этимология.
Одно растение обозвало роман «шестидесятническим», как будто есть какой-то смысл в том, чтобы нарезать жизнь общества десятилетними кусками и наделять каждый кусок некой особой магией, черной или белой. Я не против того, чтобы меня называли «шестидесятником». Впрочем, на «пятидесятника», «семидесятника», «восьмидесятника» и даже «девяностовика» тоже откликаюсь.
Другое растение лепетало что-то о старомодности и отживших либеральных ценностях. Честно говоря, я и в старомодности не вижу ничего плохого, а слово «либеральный» происходит от латинского «либер» – «свободный, беспрепятственный, неукротимый, вольный», так что получился даже комплимент, если не обращать внимания на бессмысленное словечко «отживший». Можно пойти дальше и увидеть в «либер» тот же протоиндоевропейский корень leudh, от которого в конечном итоге произошло русское слово «люди», так что растение попыталось обозвать меня своим собственным именем. Забавно. А вообще, обвинение в «свободе мысли» – скорее награда, чем порицание.
Если же под «отжившей ценностью» то растение разумело жизнь человеческую, то здесь меня не переубедить и не победить: НУЛЬ – по-прежнему единственная мыслимая для меня религия.