В ту пятницу, пересказав мне обстоятельства гибели Макарычева, Сергей заключил:
- С утра хожу под очень тяжелым впечатлением. Я видел много смертей, похоронил немало друзей и близких. Но эта история какая-то уж больно потусторонняя. Я, по-моему, впервые понял, что такое «наваждение» – причем в изначальном, коренном смысле: клевета, наговор. Я весь день словно наговариваю сам на себя. Мне чудится, что на месте Макарычева должен был быть я. Словно бы его убили по ошибке. И ошибка эта каким-то образом воплощена во мне.
К теме ложной жертвы он возвращался постоянно. Я часа полтора успокаивал его, говорил:
- Хватит терзаться. Ты здесь совершенно ни при чем. Случайное совпадение. Этого «Дантона» убили, конечно, по ошибке, но с тобой его никто не путал. Поджидали не его и не тебя, а кого-то третьего. Увы, бывает. Москва – страшный город. Здесь каждый день творится черт-те что. Убийство на убийстве. В данном случае тень преступления нелепым образом накрыла тебя. Случайно убили некоего человека. Ты случайно оказался с ним знаком. Случайным образом вы занимаетесь одним и тем же делом – издаете книги. Ничего более.
- Слишком много случайностей, – твердил Сергей.
Наконец, мне надоело тетешкать этого слегка впавшего в детство человека. Обидно было, что сильный, выдержанный мужчина ослабил над собой контроль.
Я не выдержал.
- Если и есть потустороннее совпадение, так это в способе умерщвления, – неожиданно для Сергея рявкнул я. – И еще в возрасте.
Он вскочил с кресла.
- Что ты имеешь в виду?
Сергей сильно побледнел. Его даже прошиб пот.
- Только то, что этот Макарычев, как ты мне его описал, был двойником Дантона. Макарычева, конечно, жалко, зато Дантона – нисколько. Кровавый был человек, хотя на эшафот его отправила еще более кровавая личность – Робеспьер. Правда, в отличие от Макарычева, Дантон сказал в своей жизни, по крайней мере, две неглупые фразы.
- Ну, первая – общеизвестна: «Отечество не унесешь с собой на подошвах сапог», – отвлекся от своих мыслей Сергей. – А вторая?
Даже в волнении он не терял интереса к хорошим фразам.
- Вторую он сказал палачу на эшафоте: «Покажите мою голову людям, на нее стоит посмотреть».
- Фу, гадость какая! Так что ты говорил о совпадениях?
- Только то, что Дантон тоже простился с жизнью, после того как ему перерезали горло. Правда, с помощью гильотины. И было ему, если я правильно помню, тоже тридцать пять лет.
- Боже мой! – Сергей начал нервно ходить по комнате. – Ну кто тебя дергает за язык! Неужели хотя бы сегодня нельзя воздержаться от демонстрации своих глубоких исторических познаний!
Он подошел к книжным полкам и бессмысленным взором уставился на них.
Если что нас и роднит с Сергеем, так это застарелое и патологическое библиофильство. Мы оба всю жизнь собираем книги. Раньше вместе совершали обходы книжных магазинов и расходились по домам с тяжелыми пакетами новых приобретений. Я по-прежнему маниакально скупаю книги, Сергей же, став издателем, тратит денег на книги меньше, зато их присылают ему теперь чуть ли не чемоданами. Его квартира – так же, как и моя, – забита книгами, сочится книгами, исходит книгами, живого места от книг нет, книги, журналы, книги, журналы, книги, книги, книги…
Сергей как-то занялся каталогизацией домашней библиотеки, понял, что у него около четырнадцати тысяч томов, сдался и в какую-нибудь приличную систему свое собрание так и не привел. Я знаю точно, что у меня двенадцать с половиной тысяч книг, но, где какая лежит, – помню не всегда. Думаю, Сергей тоже не скажет, что именно у него хранится на антресолях, что в тахте старшего сына, а что в картонных ящиках. Однако в кабинете у него по полкам расставлены только любимые книги и те, которые нужны для работы. Это около трех тысяч томов – их он знает наперечет.
Сейчас он замер у полок в скрюченной позе, словно его неожиданно пригвоздил радикулит.
- Эт-то что такое?
Сергей отодвинул стекло и двумя пальцами вытащил какую-то книгу, словно то было засушенное, но мерзкое животное.
- Как минимум эта книга лежит не на месте. А как максимум… слушай, Синицкий, у меня такой книги не было!
Я улыбнулся:
- Ну вот, и на старуху проруха. Ты тоже путаешься в своих сокровищах. Я у себя дома с этим давно смирился.
- Нет, честное слово! Это не моя книга!
Я заглянул через плечо Сергея. Коричневый строгий томик, на переплете тиснение белой фольгой: «Луис П. Мазур. Ритуалы смертной казни».
Сергей судорожно раскрыл книгу. На титуле значилось, разумеется, то же самое, а вот ниже стояло: «Издательство “Феникс”. 1996».