Сергей впал в какое-то механическое состояние: ходил по Городу – механически, обедал в ресторанчиках - механически, смотрел телевизор в номере – механически. Он постоянно думал о невидимых тенях, преследовавших его и приносивших беду всем, с кем он был связан, и не мог найти способ сделать эти тени осязаемыми.
Помимо прочего, ему было просто очень страшно, но он изо всех сил старался гнать от себя подступавший ужас.
И еще ему было смертельно жалко «Черную книгу». Он понимал, что все трагические события последних месяцев вызваны ею, что он сам навлек на себя и своих коллег мафиозных богинь мщения, задумав два года назад эту книгу и сделав все, чтобы она стала реальностью, но Сергей раньше и представить не мог, что криминальные эринии возьмутся за дело с такой изощренной энергией и примутся сеять боль и смерть, не вдаваясь в подробности, кто виновен, а кто нет. Причем это было мщение как бы авансом – книга еще не вышла и теперь, со всей очевидностью, не выйдет уже никогда, а кары уже отмерялись щедрой рукой.
В какой-то момент мысль о щедрости возмездия пронзила его, и он принялся бешено названивать в Москву, тратя последние деньги, – не дай бог, там случилось что-нибудь еще, пока он бессмысленно прохлаждается в Калифорнии. Нет, в Москве все было спокойно – и дома, и в издательстве. Коллеги жили в нормальном ритме, из типографии пришел сигнал очередной книги – нового перевода «Шума и ярости» Фолкнера. Семья с нетерпением ждала его возвращения, предвкушая захватывающие рассказы и необыкновенные заморские подарки.
Какие там рассказы! О выстрелах в тумане, что ли? И какие еще подарки! Хватило бы денег дотянуть до Москвы…
Когда Сергей позвонил в издательство (в Сан-Франциско была полночь, а в Москве одиннадцать утра), трубку снял Эдуард Семенович. Сергей и ему не сказал ни о Колмане, сбитом машиной, ни об инциденте на мосту, лишь дал понять, что пленки потеряны безвозвратно. Эдик отреагировал на известие долгим молчанием, а потом – крепким словцом.
Что тут еще можно было сказать?..
Сообщение о «Шуме и ярости» порадовало Сергея. Все-таки издательство живет. Все-таки книги выходят. Может быть, надо просто пережить нынешний период, немного затаиться, дабы эринии убедились, что акты мщения подействовали, а потом, собравшись с новыми силами, повторить попытку?..
Сергею очень хотелось, чтобы «Черная книга денег» вышла. Правда о грязном и кровавом периоде первоначального накопления капитала в посткоммунистической России должна увидеть свет – ему казалось это чрезвычайно важным.
Всю жизнь, сколько я его знаю, Сергей был неисправимым идеалистом…
«“Шум и ярость”, – думал он. – Очень удачная книга для нынешнего этапа. Особенно в смысле названия. Тем более если вспомнить, откуда оно, это название. Жизнь – это рассказ идиота, полный шума и ярости и не означающий ничего. Слова Макбета. Беззвучный шум вокруг “Черной книги”... Ярость, которую мне даже не на кого направить…»
До последнего дня в гостинице Сергей с тоской и смятением ждал визита полиции. Однако власти так и не проявили к нему интереса. Тайлер выполнил обещание, которое – по не вполне понятным причинам – сам же на себя взял, и оставил Сергея в тени.
Девятого марта Сергей отправился в Москву. Тринадцать часов лёта он занимался главным образом тем, что корил себя за эту поездку. Выставка «Интермедиа» прошла для него стороной, от Тайлера ничего не узнал, только подставил человека под удар, дружбу Миры и Якова потерял.
Пленки «Черной книги» уничтожены, и теперь их уже не вернешь. Что ты делал в этой Америке, друг Сергей? Потратил впустую две тысячи долларов? Мог бы найти этим деньгам лучшее применение…
Все там же, в воздухе, над просторами Северного Ледовитого океана, он пришел к очень непростому для себя выводу. В сущности, эта мысль уже посещала его и раньше, но была настолько чудовищна, что одно ее приближение вызывало сильнейшую головную боль и лихорадку сердца.
Сейчас она вошла в сознание уверенно и нагло, собираясь остаться надолго. Сергей окончательно понял, что объяснить некоторые произошедшие в Москве события – и, вероятно, пролить свет на калифорнийские злоключения – можно лишь при одном условии, а именно: если допустить, что к пропаже файлов, утечке информации, подделке ключей и прочим гадостям причастен кто-то из домашних.
Но кто?
Домашних у Сергея было всего четверо – жена, два сына да собака Жука.
Катя? Абсолютно нелепо.
Костик? Нелепо и дико. Тогда уж надо подозревать и Жуку.
Неужели Коля? Молчаливый, уравновешенный тихоня Коля, о котором никогда нельзя сказать с уверенностью, где он обретается – то ли на занятиях, то ли в библиотеке, то ли у друзей, то ли в институтской охране, где он зарабатывает свои вроде бы скромные деньги, найдя способ обойти инструкцию, строжайшим образом запрещающую использовать студентов на этом поприще?