Ваня хохотнул и поднялся.
- Чаю хочешь? - как бы между прочим спросил он. - Обещаю, что следующую кружку разбивать не стану.
- По рукам, - ответил я, поднимаясь и морщась.
Невыносимо болела голова. Глоток чая немного прояснил сознание, но все равно я ощущал себя брошенным на середину реки котом, который внезапно понял, что умеет плавать. Искоса поглядывал на Ивана, не доверяя ему. Кто знает, какую гадость он подсыпает в этот чай. Я отставил кружку. Иван это заметил.
- Да дело не в чае! Алекс, я понимаю, сложно поверить в другую реальность, впервые столкнувшись с необъяснимым. Но у тебя нет выбора. Ты сам попал в эти сети - сам пришел работать к Альбертовичу, тебя никто не заставлял. Значит, твоя жизнь отныне находится в опасности.
- Почему? - задал я вполне логичный вопрос.
- Да потому что Альбертович, он, ну как бы это сказать... - отчего-то замялся Иван, провел пятерней по вздыбленным волосам, закусил губу. - Он... он нумизмат, понимаешь? Не простой нумизмат, а один из тех, кто... да что тут объяснять!
Ваня встрепенулся, спрыгнул со стула и убежал в подсобку. Чтобы через миг появиться с истрепанной тетрадью в руке.
- Вот, на, смотри, - возбужденно сказал он, всовывая мне в руки. - Прочитай внимательно, от корки до корки.
Черная обложка. Ни надписи, ни автора. Я зачарованно открыл, вгляделся в мелкий подчерк.
- Что это?
- Дневник, - ответил Иван. - Одного из тех, кто, как Руслан, не смог удержаться от искушения. Ты иди в подсобку и читай. А я магазин открывать буду. Иначе влетит нам всем.
Я кивнул и оставил Ивана наедине с отделом. Открыл светло-серую дверь и оказался в маленьком помещении, заваленном монетами, альбомами и коробками с прочим ассортиментом. Дневник так и просился, чтобы его прочли. Что ж, книжка была тонкая... С первой же фразы я погрузился в другой мир, забыв, где нахожусь и что есть настоящая реальность.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Если тебе в руки попал мой дневник, значит, все было не зря. Знаю, ты не поверишь и посчитаешь все это глупой шуткой и выдумкой больного сознания, но я надеюсь, что эти строки послужат тебе предостережением. И если у тебя когда-нибудь возникнет соблазн вступить на темный путь, помни: тот, кто живет на черной стороне, рано или поздно, утрачивает истинное лицо.
Девяностые годы: преступники, разборки, развал в стране. Когда мне исполнилось тридцать лет, я понял, что не хочу всю жизнь работать на почте, отдавать и принимать заказы. Я хотел чего-то большего. Эта мысль не давала мне покоя, и я стал часто бродить по улицам города, разглядывая проходящих мимо людей. Я мечтал, что однажды заслужу почет и уважение. Что женщины будут говорить мне комплименты, да, у меня обычная внешность, но из-за денег... из-за денег любая будет вешаться мне на шею и считать меня центром вселенной! Я был алчен. Я был находчив.
Однажды, в старом разрушенном доме, я натолкнулся на клад монет. Это и послужило отправной точкой моего бизнеса. Я торговал на улице, стоял на холоде, в дождь и град и продавал, продавал, продавал. Я был настойчив. Мое дело росло. Вскоре я открыл свой магазин - и торговал уже там. Отдел расширился. Я стал зарабатывать хорошие деньги. Успех кружил голову. Но этого было мало. Я стал зажиточен. Я мечтал о большем. У меня была отличная квартира, машина, почет и уважение. Любовницы, которых я менял каждую ночь, но этого было мало. Я хотел, чтобы меня не только уважали, а чтобы мне подчинялись. Я мечтал стать эдаким Богом, который раздает приказы и свысока смотрит на тех, кто выполняет его распоряжения. Я нанял людей, которые стали на меня работать. Я смеялся над ними, когда было такое желание, и выплескивал на них раздражение, когда мне этого хотелось. Сейчас я понимаю, что тогда еще мог остановиться, но алчность и жадность вскружили мою голову настолько, что я уже не думал ни о чем, кроме собственного бизнеса. Я не хотел семьи. Я не хотел продолжения рода. Единственное, чего я хотел - быть центром, быть тем, кто властвует и подчиняет. Власть... как мне нравилось это слово. Эта мелодия была сладостна для моих ушей.
Многие, кто работал на меня, уходили, не выдерживая подобного отношения. Многих увольнял я сам. Мне было плевать. Все они - букашки, не стоящие моего внимания.
Все, чего я просил, засыпая по ночам, было: «позволь мне получить неограниченную власть, позволь мне стать хозяином, господином, позволь мне заработать еще больше денег»... Я не знаю, к кому были обращены мои ночные молитвы. Сам я считал себя атеистом и не верил ни в Бога, ни в черта.