Я рассматривал их - каждого по очереди, - а в душе удивление перемешивалось с растерянностью, и не было ни сил, ни желания поддержать это неожиданное веселье.
Потом Руслан и Спрут развернулись и медленно покинули магазин, держа друг друга за локотки.
Я обернулся к Веронике, желая прочитать на ее лице хотя бы тончайший отзвук собственных эмоций, но слащавая приклеенная улыбочка тут как тут, не оставляла эту женщину ни на минуту.
- А теперь, Алекс, я расскажу тебе про марки. Сейчас мы выйдем к витринам, там у нас разложены дорогие и редкие экземпляры. И я последовательно тебе объясню кому и какие лучше продавать.
- Ладно, - ответил я. - А что за монеты мы должны перебрать?
- О, это чуть позже. Не волнуйся. И если хочешь, можешь после марок сделать перерыв. Сегодня понедельник, так что покупателей мало.
Я уже притерпелся к запаху ее приторных духов, но меня снова неожиданно затошнило.
- Так сладок мед, что он почти что горек, избыток вкуса убивает вкус, - тихо, на одном дыхании, произнес, глядя ей прямо в глаза.
- Что ты сказал? - нежно вопросила она.
- Ничего, так, поговорка. - Я опустил взгляд пониже, спрашивая себя, что же Спрут увидел на груди или платье Вероники, что заставило его воскликнуть «А так ты из Этих!»
Ничего особенного. Платье как платье. Без брошек, заколочек и прочей женской ерунды. Только на шее, практически не привлекая внимания, на тонкой цепочке висел крестик. Необычный такой крестик, старинный, потемневший от времени и...
...и заметив мой взгляд Вероника, впервые нахмурившись, спрятала крестик под платье.
- В чем дело? Ты работать хочешь или нет? - резко, с вызовом, бросила она.
- Конечно, - прищурился я. - Пошли к витринам.
Это становилось интересно.
ВАНЯ И ВАРЯ
На следующее утро я с трудом разлепил глаза. С середины дня, вчера, народ толпами повалил в нумизматику, каждый хотел что-то исключительное, ворчал, пыхтел, был недоволен и раздражен. Почему-то, увидев меня в отделе, покупатели уже не обращали внимания на Веронику. Они подходили и задавали кучу вопросов: «Молодой человек, вы как профессионал должны знать... а вы ведь в курсе, что... А вы ведь должны помнить, каким тиражом выходил Великий Устюг, московского монетного двора...» Я закрывал глаза, медленно считал до десяти, и по возможности либо отсылал их к Веронике, либо искал ответ в нашей базе, в которой столько наименований и позиций, что черт ногу сломит. Домой пришел вымотанный и разбитый. Принял душ, поздоровался с бабушкой и заперся в своей комнате. Примерно через час бабушка тихо постучала в дверь, сказала, что я плохо ем и позвала ужинать. Я встал с кровати, открыл, вежливо отказался и завалился спать. Больше меня никто не беспокоил.
Сейчас я уже стою рядом с дверью в магазин и жду, когда придет Вероника. Своих ключей у меня нет. Отдел начинает работать с десяти утра. Я вышел из дома с запасом, по пути забежал в магазин, а потом поехал на Ломоносовскую. Далеко, согласен, и утренняя давка в метро не прибавляет хорошего настроения... но, утешал я себя, это ненадолго. Когда откроется точка на Удельной, буду работать исключительно там. От нечего делать я разглядывал темно-красную вывеску магазина: «Нумизмат и филателист». После слова «филателист» на вывеске изображен кейс для хранения монет, на кейсе сидит маленький человечек и призывно машет рукой. Креативно, ничего не скажешь.
Неподалеку от моего места работы находится ресторан японской кухни, в этом же доме. Чуть-чуть подальше - продажа китайских вещей. Еще дальше - зоомагазин. Налетел ветер и я спрятал нос под пальто. За что я не люблю осень, так это за вечные дожди, промозглость и пробирающий до костей ветер. Середина сентября, начинают желтеть листья, резко портится погода, а к тебе приходит желание бросить все и уехать. Желательно туда, где тепло.
Но каждый раз ты остаешься здесь.
- Привет. Меня ждешь?
Я обернулся на незнакомый голос. Худенькая девушка. В глазах смешинки, красивые ямочки на щеках. Шикарные волосы цвета пшеницы заплетены в тугую косичку, которая перекинута через плечо. Косичка резко контрастирует с черной курткой и доходит девушке практически до пояса. Девушка ниже меня на полголовы, одна бровь проколота.