Но еще даже не выбежав на залитую лунным светом поляну, Пашка понимает – никакое это не кафе.
И никогда им не было.
А чем это было, понять трудно – дом деревянный, большой, трехэтажный, затейливо выстроенный, но больше чем наполовину съеденный пожаром. Часть вообще обуглена и рассыпалась, но какое-то нутро сохранилось, и в него даже ведет дверь, относительно нетронутая.
Нет, думает Пашка, не в силах отвести взгляд от двери. Нет, премного благодарен.
Он много пересмотрел в своей жизни ужастиков, он знает, чем такое кончается. Сейчас он чуток отдышится и побежит дальше, своей дорогой, уж точно не к противоположному концу парка, а на выход – ближайший, какой найдет.
Хотя вдруг он его уже нашел – может быть, этот дом скрывает за собой городскую улицу? Но Пашка откуда-то прекрасно знает, что дом за собой скрывает не улицу и даже не парк, а громадную лесную чащу.
В парке так не клубится туман по земле, и небо в городе не такое близкое и синее, и луна – не такая. Здесь она, хоть и не полная, а еще молодая, даже своим тонким серпом придавливает к земле. Пашке страшно представить, что здесь творится в полнолуние.
Тут он вспоминает, что так и не надел кошачью маску, мало того – забыл ее у костра, и в этом миг мучительно остро об этом сожалеет. Столько усилий – и все впустую.
А чего ты хотел, Крымский? Ты всего лишь недалекий подросток с синдромом дефицита внимания. И – сюрприз, сюрприз! – кажется, у тебя прямо сейчас начинается паническая атака. А пока тебя трясет от ужаса и нехватки воздуха, тебя сожрут – или что еще делают с такими дураками при такой луне?
Глава 10
– Каждый раз, каждый раз, вот уже почти три тысячи лет, меня до глубины души поражает ваша глупость и самонадеянность, – тихо вздохнул кто-то рядом.
Пашка поднял голову.
Вот черт. Иногда он ненавидел себя за любопытство. Ведь только что трясся, как пудинг, однако сейчас, когда опасность явилась во всей красе, нестерпимо захотелось ее рассмотреть. Другой бы уже пятками сверкал на его месте.
На крыльце, наполовину обугленном, сидел молодой мужчина с черными волосами, гривой зачесанными назад, хищным носом и очень черными глазами. Одет он был тоже во все черное – какое-то подобие плаща. Ничего страшного в нем не находилось, даже наоборот – девчонки обычно без ума от таких персон. Встреть его Пашка на улицах Москвы, подумал бы: жгучий турок или испанец, какой-нибудь турист. Только вот здесь была не Москва.
Да и больно уж глаза были необычные. Слишком яркие, слишком блестящие и слишком темные. И говорил этот парень как-то гортанно, странно, словно бы голосовые связки у него были устроены принципиально иначе. Хотя не сказать, чтобы это слышалось отталкивающе.
– Захотелось поиграть? – уточнил незнакомец и как-то по-птичьи склонил голову набок.
– Мне – не очень-то, – честно пропыхтел Пашка, неизящно поднимаясь с колен под обжигающим палевом белой луны. – Скорее друзьям.
– Друзей твоих я не видел, – задумчиво сказал Черный. – Не попали в параллель, хотя в это время надо очень постараться сюда не попасть. Но, быть может, они настолько скучны, что их все здесь отвергает… А ты не таков. Тебя сюда просто затянуло.
Пашка сглотнул. Сомнительный комплимент.
– Меня зовут Корвус, – представился незнакомец, да таким тоном, что Пашка в течение трех секунд на полном серьезе ждал – сейчас этот странноватый чувак склонится в поклоне и встряхнет кружевными манжетами. Впрочем, манжет не наблюдалось, бред, конечно же.
– И как же вы вызвали духов, интересно мне знать? – спросил Корвус.
– Ну… бубнили… то есть в бубен били, – буркнул Пашка. – Полынь жгли на костре. А потом побежали.
– Как мило, – улыбнулся Корвус. – Ничего не меняется. А зачем, позволь спросить?
– Что?
– Зачем вы звали Дикую охоту?
– Потому что нет мозгов, – отчетливо сказал Пашка. – Чтобы участвовать в ритуале, надо быть магом. Но все махнули на это рукой – возомнили, что, даже если что-то случится, каждый справится, да на самом деле никто и не верил, ну вы понимаете, хотя вы ведь, наверное, живете в другом измерении, и вам вообще не известно, что у нас происходит, а у нас уже машины, и сотовые телефоны, и компьютеры, и никто не верит в магию, но всем ее так не хватает, хотя вам это тоже непонятно, куда уж…
Пашка прервался, чтобы вдохнуть воздуха, и вдруг обнаружил, что Корвус беззвучно смеется, показывая белейшие ровные зубы.
– Ну да, меня всегда несет, когда волнуюсь, не могу остановиться, это потому, что я… ну, в общем, всегда… – мучительно стараясь прервать себя, начал объяснять Пашка, но Корвус сам его перебил.
– Знаешь правила?
Тут на Пашку навалилась тоска. Лучше бы он не знал. Лучше бы не был фанатом Гугла.
– Как бы знаю, но все это звучит как полный отстой, – сообщил он, не сильно заботясь о выражениях. – Что-то вроде игры или поединка, и если маг проиграет, то обязан служить победившему его духу или умереть, а если выиграет, то получает всяческие вкусные бонусы. Шансов меньше, чем выиграть квартиру в Гослото. Ловушка для самоуверенных идиотов…
– Друиды знали, на что шли, в таких случаях, – возразил Корвус.
Да черт, он постоянно лыбился! Пашку это начинало бесить. Однако оставались непроясненные вопросы, которые его очень интересовали, несмотря на кромешный ужас ситуации.
– А где же… ну, я не знаю, собаки с красными глазами и пеной изо рта… черные жеребцы… и, там, звук охотничьего рога, леденящая мелодия которого разносится по чащобам?..
– Хочешь увидеть? – усмехнулся Корвус и поманил его пальцем. – Иди сюда, взгляни. Утоли свое любопытство. Вы совсем не меняетесь.
Пашка осторожно приблизился, чувствуя себя потенциальной жертвой педофила.
Но Корвус всего лишь показывал на небольшую круглую лужицу у своих ног, вода в которой сверкала и переливалась в лунных лучах, будто под белым прожектором. Он взял Пашку за рукав куртки и подтолкнул к лужице. Пашка мельком увидел длинные пальцы, как у музыканта или карточного шулера, тяжелое кольцо с резьбой на указательном, миндалевидные голубоватые лунки ногтей. А когда по воде пронеслись неясные тени, замер и сам вцепился в Корвуса.
Казалось, лужица растеклась до размеров сначала солидной лужи, потом небольшого озерца, а потом большого озера, где яркими цветными вспышками замелькали картинки. Вода стала экраном, где Пашка видел разное. Вот белый дождь лепестков – или это первый снег? Вот ритуальные узорные чаши с чем-то густым и алым, очень похожим на кровь, вот короны – с виду небольшие, но безумно тяжелые, древние, с пылающими, как сердца, пурпурными камнями, которые, казалось, жгли темя… Вот кто-то черный несется по деревням и городкам, скрыв лицо капюшоном, пугая заблудших путников, с призрачным отрядом за спиной, все на вороных жеребцах с пылающими глазами… Вот рвут на куски кого-то несчастного собаки с огненными пастями…
Ветер выл в эту осеннюю ночь особенно страшно, и собаки выли с ним в унисон, и кричало воронье, по болотам живыми сгустками теней носился ледяной холод, торфяные лощины дышали ужасом, крыши деревень гнулись под лунным светом, который стал вдруг тяжел, невыносимо тяжел – и ослепительно бел и остер, как лезвие ножа. То и дело в тех местах, где проносилась охота, фонтаном брызгал красный сок.
Все в эту ночь жило и боролось за жизнь, даже то, что было давно мертво. Все кричало, злорадно или же на последнем издыхании, хищно или задушенно. Ветра пели, луна качалась в небе, как белый фонарь, почти дребезжа, духи текли из потустороннего мира в людской мир нескончаемым злым потоком, и каждому из них была нужна жертва, а вместе с духами вынесло из чужих миров в деревни и города всех тварей, какие только там обитали. И одни из них веселились, вторые – предавались похоти, третьи – пугали и забавлялись, четвертые – навешивали чары и заключали сделки, а пятые – убивали, не отставая от духов и призраков.