– Ну, то было месяц назад, – возразил Том, медленно поднимаясь и массируя горло.
Наверняка останутся синяки.
Тайлер Хилл тем временем прошел вглубь комнаты и сел в кресло.
– Какого черта ты все это сделал, Том? Какого черта?!
– Все городские звери собрались и прибежали к тебе пожаловаться? Ты у нас такая грубая и небритая Белоснежка? – хмыкнул Том.
– Все же иногда я думаю, что это какая-то ошибка, – задумчиво сказал Тайлер. – Ты же непроходимый кретин, как может кровь мага течь в тебе? Я слышу печать, мать твою! Понял? Твою печать!
– Она молчит, – удивился Том, машинально прикладывая руку к груди.
– Она не молчит… Ты не слышишь ее, пока на тебе этот… – Хилл оскалился, – сидский ошейник! Сними его, Том. Сними, пока не наделал других глупостей!
– Ты мне будешь указывать? – надменно спросил Том.
– И буду! – рыкнул Тайлер. – Что, захотелось полюбоваться реками из молока и меда на райских островах? Спешу тебя разочаровать: ты увидишь совсем другую картину.
– Так ты бывал там?..
Взгляд оборотня полыхнул снова тем зловещим красным, что доводилось уже видеть Коллинзу.
– Сними эту побрякушку, Том, пока не выбрал окончательно сторону, – повторил он.
– Или что? – с вызовом спросит Коллинз.
Хилл вздохнул.
– Я хочу помочь, Том, – почти примирительно сказал он.
– Что же Друид сам не явится меня уговаривать?
– О, заткнись. Не делай выводов, пока не владеешь информацией. Разве тебя не научила этому твоя профессия?
Том пожал плечами и сел в другое кресло, напротив. Странно, что рядом с Тайлером Хиллом его теплым коконом обволакивало ощущение полной безопасности. Несмотря на клыки, мрачный сарказм и привычку решать дело насилием.
И потом, только Хилл знал то, что было Тому нужно. Хоть какой-то свет мог пролить на события.
– Я вспомнил Корвуса, – сообщил он.
– Он тоже тебя вспомнил, – темно усмехнулся Хилл. – Благодаря той тупости, которую ты проделал в Тауэре. Я слышу твою печать, но для Корвуса громче всех кричат вороны всех миров...
– Я знаю, теперь я знаю. Кем я был, Тайлер? Кем-то очень сильным, да? Я потомок этого мага… или, быть может, его реинкарнация? Что я такое? Что я такое, Хилл?
– У высоких магов ши не разделены эти понятия. Генетическая память в самом прямом смысле. Поэтому они так сильны. А что ты такое, Том, зависит только от тебя. В тебе есть кровь, которая помнит ранние воплощения, но это не весь ты. Проблема в том, Коллинз, что ты сам – человек с душком. Всегда давал слабину, не так ли? Мечтал быть крутым. И ради этого готов на что угодно.
– Я просто всегда знал, что это не все. Вот это, – он обвел рукой гостиную и то, что скрывалось за окнами с белыми занавесями. – Знал, понимаешь?
Хилл повел плечами, потом едва заметно кивнул. Выглядел он насупленным, но, как ни странно, злость его куда-то улетучилась.
– И да, я мечтал быть крутым, – помолчав, признался Том. – Всегда мечтал быть чуть выше, над остальными. А что получалось? Нет, ничего не получалось, я всегда тек, как вода, как молоко, огибал углы. А мне хотелось быть скалой, каменным столбом! Таким парням, как ты, этого не понять – вы же круты по определению: открываете дверь ногой, чуть что – двинул в зубы, девчонки без ума от тебя с тех пор, как ты сел на трехколесный велосипед… А потом и вовсе – черная кожанка, полицейский значок, детектив, убийства, интриги, расследования, рельефный пресс… Ты весь как киношный штамп, Тайлер. А потом оказывается, что, в довершение ко всему, ты еще и оборотень, к тому же, я ни секунды не сомневаюсь, какой-нибудь грозный альфа. Нет, тебе не понять…
– Ну, теперь ты можешь быть счастлив, – усмехнулся Тайлер. – Теперь я служу тебе. И пытаюсь спасти свою задницу. Хотя мне это вовсе не в кайф.
– Ты голоден?
Брови Хилла взлетели, как крылья ласточки.
– Ты ворвался в мой дом на рассвете, и я не успел позавтракать, – спокойно пояснил Том. – Держу пари, ты тоже. Пойдем, я налью тебе кофе. В конце концов, это становится традицией.
Хилл хмыкнул, но последовал за ним на кухню, снял неизменную кожаную куртку, оставшись в одной белой майке, повесил на спинку стула и сам устроился на этом стуле, неудобном, высоком, под стать модной барной стойке, заменявшей Тому обычный стол. Кофе они пили в молчании, потом жевали наспех сделанные сэндвичи с ветчиной и жухлым салатом. В кухне было холодно, но Том по-прежнему чувствовал себя расслабленным, как будто лежал где-то на белом шелковистом пляже под утренним солнцем. Однако он весь горел нетерпением узнать еще кое-что.
– Тебя послали охранять мою жизнь – как жизнь обычного человека, Тома Коллинза, или же помешать мне утратить человеческую натуру? Так полагаю, лицензия на мое убийство у тебя имеется?
Тайлер не торопясь дожевал сэндвич и тщательно вытер пальцы бумажной салфеткой.
– Подумай головой, – сказал он.
Том почувствовал, что начинает заводиться. Этот пес вел себя крайне снисходительно, и это постепенно вызывало бешенство.
– Мне просто интересно, – протянул он. – Сколько ты можешь стерпеть от меня, прежде чем реально причинишь мне вред?
И не успел Тайлер ответить, как Том с поразившей его самого скоростью метнулся через стол, схватил широкий кухонный нож для резки хлеба и полоснул оборотня по предплечью, буквально вспорол ему руку от плеча до локтя, с жадностью глядя, как расходится смуглая глянцевитая кожа, как начинает хлестать алая кровь. Он смотрел, смотрел и не мог оторваться, и не двинулся с места, так и продолжал сжимать в руке нож, когда услышал громовой рык прямо над ухом, и его рывком обхватили за горло со спины. Одна ладонь лежала поперек шеи, другая сжимала под подбородком, норовя свернуть голову, как цыпленку, и капли густой крови падали Тому прямо на лицо – горячие, соленые, и те, что попадали на губы, он слизывал и еще облизывался, улыбаясь и дрожа от возбуждения.
– Ты совсем больной, – прошипел Хилл, – ты знаешь? Ты псих! Тебе уже ничто не поможет!
Том улыбался, как безумный, и как только пальцы Тайлера оказались в досягаемости, впился в них зубами. Тот швырнул его с размаху на пол, так что Том саданулся плечом о ножку стула, и тот упал на него сверху.
Потом Коллинз лежал на полу и смеялся, глядя, как оборотень, шипя, смывает из-под крана кровь с быстро, прямо на глазах, затягивающейся раны. Скоро от нее остался только уродливый шрам, а потом и он исчез, словно поглощенный здоровой кожей.
– Так и знал, – сипло резюмировал Том, отсмеявшись. – Регенерация, сказки не врут…
Хилл подошел, внимательно осмотрел его с ног до головы, точно какое-то диковинное животное, и внезапно с размаху пнул по ребрам. Рассчитал удар, сволочь, пнул со вкусом. Ботинки у него были крепкие, тяжелые, не какие-нибудь там щегольские туфли, и Том согнулся от боли, но почти сразу же снова всхлипнул от истерического смеха.
– И все же горло ты мне не порвал, – заметил он, задыхаясь.
– Моя задача – делать добро из зла, ведь больше его не из чего делать, – огрызнулся Хилл.
Том, кряхтя, встал с пола, поднял перевернутый стул и примостился на него, как попугай на жердочку. Тело болело в нескольких местах сразу, но схватка только сильнее его распалила, и если Хилл намеревался такими методами выбить из него дурь, то сильно ошибался.
– Кто он, Друид? – спросил Том. – Он сказал – я его знаю, мы все его знаем, но звук его имени будет камнем, от которого во всех вселенных пойдут круги… Давно ты его знаешь? Что он сказал тебе обо мне?
– Не сотрясай воздух, – отозвался Хилл. – Если хоть раз выплывешь из своих мечт о темных эльфах, все станет очевидно. Черт, после того, как ты только что распорол мне руку, ты всерьез думаешь, что я стану исповедоваться?
– Но имен известных друидических магов, которые сохранила история, десятки, – сказал Том.
– Разве? – язвительно спросил Хилл, выгибая бровь. – Коллинз, помни, чем больше цель, тем легче в нее попасть. Какое имя знает даже ребенок? Какая легенда до сих пор живее всех живых, хотя все другие давно забыты? Разве ты бы не мечтал о друге, который в трудную минуту достанет для твоей битвы эльфийский меч? А ведь тебе повезло именно так, глупец.