– И как он выглядел, в твоих детских мечтах? – тихо спросила Роуз.
– Он не выглядел страшным или рогатым, – улыбнулся Том, вспоминая. – Или зеленым и косматым. Он выглядел… как мальчишка. Да, как мальчишка, и это было странно. С прозрачными голубыми глазами, светлыми волосами и тонкими пальцами. Он был не очень высоким, худым и даже немного сутулился. И он казался обычным пареньком, пока не смотрел на вас. Пока не улыбался вам. И вот тогда, тогда становилось понятно, что значит – быть пленником. Наверное, такое испокон веков и зовут чарами…
– Ты же видишь, что совершенно бессмысленно оберегать его? – спросила Роуз у Хилла, наконец-то сподобившись на него взглянуть. – Эта власть настолько сильна, что проявилась тысячи лет спустя – и задолго до всякой игры в его жизни. Он бы все равно нашел какой-нибудь лаз и очутился там.
Хилл молча сжал челюсти, только желваки заиграли, и вздохнул. И через длинную-длинную паузу сказал:
– Мы все под этой властью. Сколько бы ни доказывали обратное.
***
Ближайший портал открывался со станции метро Пикадилли. Том ожидал каких-то эффектов, вроде призрачного поезда, который должен прибыть ровно в полночь, но они спокойно спустились под землю, прошли по вестибюлям, облицованным черно-белой плиткой, услышали, как невдалеке пронесся красный состав с шумом, похожим на чудовищные вздохи огромного животного. А потом Тайлер остановился между двумя огромными рекламными постерами с изображениями парфюма и ботинок и открыл какую-то совсем незаметную дверь в стене, с надписью «Для персонала». Свет за ней почему-то не горел, и они ступили в темноту. И дверь закрылась сама.
И еще прежде, чем она закрылась, съев луч света из вестибюля, Том почувствовал, как что-то в нем изо всех сил рванулось внутрь этой темноты, таща за собой, как на поводке.
Сначала не было вообще ничего. Шаги отдавались гулко, как будто они шли по каменным плитам, и Том какое-то время вел рукой по стене, вдоль которой двигался, но скоро понял, что рука скользит по воздуху.
Потом он понял, что пальцы его дрожат от озноба – вокруг разливалась сырая прохлада, а еще спустя минуту осознал, что стоит на лесной поляне, залитой неверным голубоватым светом, который шел словно бы изнутри окружавшего поляну леса и все время мерцал. За лесом, между стройными черными стволами, в некоторых местах можно было разглядеть горы. Туман стелился везде, и трудно было определить, какое время года – недостаточно холодно для зимы и недостаточно тепло для лета, хотя Том не знал, что нормально для этого мира.
Он обернулся к своим провожатым, ища ответов, но те лишь настороженно оглядывались по сторонам.
– Где мы? – спросил он. – Все еще на границе?
– Нет, – ответила Роуз. – На этот раз ты пробрался дальше, чем можно было себе представить. Я слышала об этом месте, но никогда не бывала, и знаете что, сладкие мои, лучше бы нам здесь не задерживаться. Но есть и хорошие новости – это точно владения самого Луга. Мы в Светлом лесу.
– Светлом? – недоверчиво переспросил Том, глядя на темные купы деревьев в тумане.
– Светлый лес – не очень дружелюбное место, – нахмурив свои густые черные брови, проговорил Тайлер. – И лучше бы нам его поскорее миновать.
– Ну-ну, – хихикнула Роуз. – Мечтай, песик.
Хилл чуть оскалился в ее сторону, но быстро взял себя в руки.
– Здесь пахнет волками. И зайцами. И медведем. Здесь есть жизнь, а значит, не все так ужасно. Но я не знаю, куда идти – это знает только маг. Если он может вспомнить, конечно, – язвительно прибавил оборотень.
Том стоял и жадно прислушивался к шелесту и шорохам вокруг, смотрел, как ветки качаются в неизвестно откуда струящемся свете, а потом показал на горы.
– Туда, – произнес он. – Нам туда.
Роуз пожала плечами и пошла первой по ведущей вглубь чащи тропинке, и хвоя и опавшие сучья захрустели под ее ботинками.
Том пошел за ней, засунув руки в карманы пальто и стараясь унять дрожь. Было холодно, в голове плавал сумбур, но где-то там, еще очень далеко, что-то сияло и манило, растекалось жаром, проходило по нервам, разбегалось вином и дурманом в крови и тянуло ближе, ближе, как можно ближе – к тому мерцающему, ускользающему, что нельзя увидеть и до чего нельзя дотронуться.
Внутри Тома точно запели дурные, хищные голоса. Он заметил, что идет быстрее и быстрее, даже не глядя по сторонам, потому что тысячи невидимых рук потянулись к нему, пытаясь опутать тысячью сетей. «Нельзя отпускать», – шептали тысячи голосов на разные лады – и желание в них было, и нежность, и страсть, и жажда власти, и жажда крови, такое все сильное, что Тому стало страшно. Он не знал, идут ли эти голоса изнутри его разума или извне, не знал, чьи они, – и не его ли это собственный голос, размноженный на тысячи раз.
Они шли, и шли, и шли, а лес все не кончался, стоял по обеим сторонам дороги, как темная колоннада, и ничего страшного не происходило, никто на них не нападал, под ногами не пряталось ям или ловушек, тропинка оставалась сухой и четкой, и идти было по ней удобно…
Удобно, только если – не бесконечно.
– Стой! – наконец окликнул Тайлер. – До вас не доходит, путешественники? Мы не приближаемся. Совсем.
Роуз зло сверкнула на него глазами из-под рыжих волос, но остановилась.
– Что там, в горах? Что мы должны увидеть? Замок, хижину, дерево, неметон?
– Это может быть что угодно, – сказал Коллинз. – Это невозможно объяснить, только почувствовать.
– Ты узнаешь это?
– Да, – кивнул Том. – Без всяких сомнений. На самом деле, Тайлер, мы приближаемся. Только этого тоже не увидеть. Ты сам говорил – он будет водить нас. Но мы… мы можем свернуть с тропы. Возможно, это приблизит нас к желаемому…
– А возможно, и нет, – мрачно озвучил Хилл недосказанное.
– Сворачиваем, – нетерпеливо потребовала Роуз. – У меня уже глаза в кучу сбились от вида этой тропинки. Слишком уж она прямая.
Теперь им приходилось пробиваться сквозь заросли дикой малины, через высокую траву, через выступающие из земли огромные корни, уворачиваться от низких мохнатых ветвей, а свет мерцал все слабее, и на какое-то время они вовсе потеряли из вида горы, к которым хотели выйти, а когда, наконец, попали на очередную опушку, остановились и подняли глаза, то поняли, что никаких гор вдалеке нет.
Гор не было и в помине, зато, насколько хватало глаз, стелилось болото, где тоже кипела жизнь, хотя и странная. Какие-то сгустки тумана носились над водой, какие-то огоньки вспыхивали то и дело, точно чьи-то глаза, местами в зеленом мху, словно белые звезды, светились мелкие цветы. Стало видно небо, и на небе взошла большая оранжевая луна, огромная и яркая, точно персик.
Такое складывалось впечатление, что кто-то просто сменил декорации.
– Вот дьявол, – сплюнул Тайлер. – И что дальше? Это болото, судя по запаху, тянется далеко…
– Понадобился нюх вервольфа, чтобы это предсказать? – съязвила Роуз. – По-моему, это видно на глаз.
– Поищем толстые палки и будем пробираться по болоту, – сказал Том. – Надо идти. Все равно надо идти.
Он не испытывал страха, только какое-то отчаяние от того, что тот, кого он так долго ищет, может не показаться. Еще он видел совсем далеко, в конце этих бесконечных болот, среди туманов и зыбкой дымки, каменные столбы, на вершинах которых трепетали синие огоньки. Не видел, а, скорее, прозревал, и трискелион на его груди при этом смутном видении слегка дрогнул.
– Менгиры, – тихо сказал он, скорее самому себе, чем спутникам.
Но, судя по тому, как дернулось лицо у Хилла и как зыркнула Роуз, они его прекрасно услышали.
Двигались они медленно, прощупывая глубину толстыми сучьями, с которых содрали ветки, прыгали с кочки на кочку, пугая толстых лягушек, и все было ничего, пока Том понял, что постепенно, но неуклонно становится все жарче и жарче.
Рассвело так же внезапно, как взошла луна, а потом время огромным маятником качнулось к полудню, и теперь все трое погибали от жары и жажды. Тому пот заливал глаза, на руках уже образовались мозоли от самодельного «посоха», ему страшно хотелось пить, и голова начала раскалываться от боли, как спелый арбуз. Вода в бутылках, которую Тайлер предусмотрительно захватил с собой, кончилась как-то слишком быстро.