Но когда Корвус остановился в очередной зале, с растущими прямо из черного зеркального пола цветущими белоснежными деревьями, и повернулся к нему, Имс уже был готов. Полностью готов, как тигр, затаившийся перед прыжком.
– Довольно ли ты видел, Имс? – тонко улыбнулся Корвус.
– О, – с лихвой вернул усмешку Имс. – Более чем, дорогой.
И ему хватило тысячной доли секунды, ведь времени в этой, для него сонной, реальности, было предостаточно, чтобы незаметным глазу движением выбросить руку и прижать два пальца ко лбу Корвуса.
Неважно, каким искусством на самом деле владел настоящий Маг снов. Здесь, в ткани сновидения, главное было помнить и контролировать, главное было – верить.
И еще через мгновение Имс понял, что искусство магии снов в этом и состоит. Ничего не надо было вспоминать. Он всегда это знал, с рождения.
Он всегда был Сонным магом. Всегда.
Корвус моментально обмяк в его руках, голова завалилось на плечо, и Имс уложил его на пол, под белоснежное дерево, почти бережно, почти с нежностью – или с жалостью. И, не разжимая объятий, нырнул в охвативший его сон, как хищная рыба за другой, более слабой.
Во сне у Корвуса было тихо и темно, Имс летел по какому-то лабиринту из черных деревьев и черных башен, чувствуя, что Корвус рядом, совсем рядом и где-то прячет что-то самое дорогое, ведь инстинкты уже орали об опасности, хотя он еще и не мог понять, в чем она состоит.
Имс злился, что все так долго, и постепенно его охватывала тревога: на деревьях и башнях стали появляться черные птицы, и воронья становилось все больше и больше, и хотя вороны не снимались с ветвей, каркали все чаще и громче, и пусть Имс здесь тоже был вороном, немного времени требовалось, чтобы проекции Корвуса распознали в этом вроде бы собрате чужака.
Но деревья вдруг кончились, и Имс чуть не врезался в менгиры, выросшие прямо перед ним, и на этот раз смог рассмотреть их в подробностях – все они были словно обуглены, покорежены, изуродованы.
Вот твоя тайна, подумал Имс, вот твоя тайна, Корвус, но за всякой тайной скрывается еще одна, еще более глубокая, покажи же мне ее…
Он пролетел между менгирами, и его взору открылась страшная картина. Битва, понял он, битва между сидами и фоморами, та, давняя… Столько крови… обглоданные кости… поля и леса, съеденные пожарищами… разом опустевшие, совершенно обезлюдевшие деревушки со сгоревшими домами на много миль вокруг, тело юной красивой девушки без головы на дороге, целые стайки погибших маленьких фей с обгорелыми крылышками, тела окровавленных лепреконов, леса и болота в горьком дыму пожаров, тушки задохнувшихся животных, черные комочки сгоревших птиц… Никто не сумел спастись, никто не сумел сбежать, улететь, совершить колдовство – везде были следы страшной, безжалостной, мучительной смерти. И везде такая алая, такая соленая кровь, бесконечно много крови…
А дальше простирался туман, туман, туман, и это был страшный, мертвый туман, и Имс влетел в эту кошмарную седую влажную пелену и летел сквозь нее через странные облетевшие леса, где из земли торчал сухостой и где раскорячился настоящий бурелом, как будто когда-то давно тут пронесся свирепый смерч, сметя половину деревьев напрочь, а оставшаяся половина так и не смогла восстановиться окончательно.
Имсу было больно, горько и страшно – так же, как было больно, горько и страшно самому Корвусу, когда он думал о том, что разрушил цветущую Страну чудес.
Что же ты наделал, Корвус, и ради чего, из-за чего?..
И тут вдруг он увидел самого Корвуса, который стоял между деревьями и смотрел куда-то вдаль, смотрел неотрывно, и такое было у него измученное, такое кричащее лицо, что Имс даже не сразу узнал его.
Корвус смотрел на маленькую поляну внутри чащи, и чаща эта была уже не мертвой, а живой, зеленой, хоть и ночной, и поляна была залита ослепительным лунным светом, а на поляне стоял дом, деревянный, небольшой, совсем простой, с большим крыльцом. Возле крыльца устроились, как послушные псы, черные волки и один белый, как снег, волк, а на самом крыльце виднелась фигурка в алом плаще с капюшоном.
Девушка, разглядел Имс, тоненькая светловолосая девушка с большими светлыми глазами, совсем юная, с нежным лицом и тонкими изящными руками, которые гладили волчьи головы.
А потом один из волков вскинул морду и завыл на луну радостно, предвкушающе, и тут же вся стая снялась с места и понеслась за вожаком вглубь леса. Девушка встала с крыльца и не торопясь пошла за ними следом, полная магии, уверенная в своей власти и все подчиняющая ей одним дыханием, одним движением ресниц, одним шепотом, который звучал в унисон со всеми шелестами леса, который сам был шелестом леса и всего мира страны Сид…
«Пора, – тут зазвенело в голове у Имса, – пора, пора!»
И он, поняв, что и так задержался, понесся выдираться из нескольких слоев сна, как из паутины, молясь, чтобы его не догнало и не разорвало воронье, молясь, чтобы Корвус, обернувшись, не долбанул его меж лопаток смертельным заклятьем, ощущая, что падает, падает, падает: сначала на скалистую землю между черными рощами, потом на черный полированный пол, откуда росли цветущие деревья, и, наконец, на коврик в собственной ванной в московской квартире.
«Успел, успел!» – колотилось сердце, пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки.
Имс дышал, как загнанная лошадь, пот катил ручьями со лба и с шеи, кровь бухала в венах, в глазах плясали черные мушки...
Несколько минут он бессильно валялся на полу в ванной, а потом поплелся в постель, прихватив по пути бутылку виски и прихлебывая прямо из горлышка. Алкоголь и «Зов ангелов» – не самое удачное сочетание, но сейчас Имсу было на все плевать. После снохождения еще долго не удавалось заснуть, поэтому Имс планировал просто лежать и думать.
Он был доволен результатами своего расследования. Было над чем поразмыслить: обугленные менгиры, сбрендившие генераторы магии, проклятье Луга… Но самое главное: та девушка из Сида. Везде ищите женщину, о, даже ты, Вороний король, попался в силки любви. Но кто же она, твоя Елена Троянская?
Кто мог ответить на этот вопрос?
Наверное, только сиды.
Глава 21
При спуске в сновидения даже тогда, несколько лет назад в странах Ближнего Востока, где работала их команда, Имс придерживался трезвой оценки рисков. Если объект был очень нестабилен, или снотворное было еще недостаточно испытано на завсегдатаях опиумных курилен, он от работы отказывался без всякого сожаления. Отказывался он и тогда, когда кто-то из наемников вызывал подозрения в своем профессионализме. Конечно, Имс не был таким занудой, как Артур, который перед каждым делом вообще строил какие-то многоуровневые таблицы в нескольких программах, – но в огонь очертя голову никогда не кидался.
Конечно, и на старуху бывает проруха, и тот же Артур иногда вляпывался в неприятности, как, например, с этим делом в Бенгази. Тогда его нанял человек из американского посольства для весьма непростой задачи: извлечения информации из сна одного из сотрудников посольства, которого наниматель Артура подозревал в связи с боевиками-исламистами. Это были те самые повстанцы, которые раньше боролись против режима Каддафи, но теперь воевали и против нового правительства, а оно было совершенно не способно с ними справиться. Бенгази, таким образом, из столицы ливийской революции быстро превратился в главную базу бывших ополченцев, а теперь просто бесконтрольных и озлобленных вооруженных групп.
Погоня настигла Артура, как только он очутился в квартире объекта – потом он говорил Имсу, что, кажется, все понял еще до того, как уловил на грани слышимости скрип отворяемой двери, до того, как разобрал, что совсем неслышные шаги – это шаги не одного человека. Когда в комнате оказалось трое с замотанными шарфами лицами, он уже, подобно Человеку-Пауку, карабкался вниз по близко посаженным друг к другу балконам, не замечая, что обдирает в кровь пальцы и проклиная вдруг ставший невероятным тяжелым чемоданчик с оборудованием. Когда он спрыгнул на землю, вслед ему безо всякого стеснения раздалась автоматная очередь, и уже в процессе бешеного бега Артур услышал, что стрельба раздается с разных сторон, а особенно со стороны американского посольства, которое располагалось неподалеку. Причем, судя по грохоту и зареву, там работали минометы, и пламя все выше поднималось от того угла в черно-синее небо...