Таю последний раз был здесь весной, а сейчас, в середине лета, уже издали можно было увидеть множество новых зданий, занявших пустырь между лагуной и вышкой ветродвигателя. На склоне пологого холма на другом берегу лагуны виднелись длинные корпуса хозяйственных построек.
Таю сошел на берег и очутился в толпе встречающих. Он поискал глазами и не нашел среди них дочери.
К Таю подошел председатель колхоза Кэлы и поздоровался.
— Сейчас тебя проводят в Дом приезжих, — сказал Кэлы с оттенком гордости. — Мы всегда рады такому гостю…
— Не надо мне в Дом приезжих, — сказал Таю. — Я приехал за дочерью.
— Разве твоя дочь здесь? — удивился Кэлы. — Не знал… Погоди… Она работает в магазине?
— Она кончила торговую школу, — уточнил Таю.
— Хорошая девушка! — похвалил неизвестно для чего Кэлы. Должно быть, для того, чтобы доставить приятное гостю.
Друзья поднимались на берег, к домам. Где-то урчал трактор, визжала пилорама. На высоком столбе белый репродуктор бормотал что-то невнятное. На улице селения было много народу, хотя с лагуны дул сильный ветер. Таю с грустью подумал, что в такой ветер в их Нуниваке никто не выходит на волю без крайней надобности, а детей держат взаперти, чтобы они не свалились в море с крутого берега.
Кэлы говорил без умолку. Он показывал новые дома, рассказывал о колхозных делах.
— Вот проводим телефон в дома бригадиров: не надо будет посылать за ними вестников. На берегу решили проложить несколько десятков метров узкоколейки — от разделочной площадки до жиротопного цеха… Мы стараемся избавить людей от тяжелого труда, особенно женщин…
Мимо Таю и Кэлы промчался грузовой автомобиль, швырнув из-под колес мелкую гальку. Кэлы любовно поглядел ему вслед и с сожалением сказал:
— Дорог ему маловато у нас. Негде машине развернуться.
— Зачем же вы его купили? — с насмешинкой в голосе спросил Таю.
— Не покупной он, — спокойно ответил Кэлы. — Премия из Москвы, с Выставки достижений народного хозяйства.
Вдруг за новыми домами перед Таю встала настоящая яранга. Она выглядела удивительно нелепо. Вокруг неё возились люди, и похоже на то, что строили её.
— У вас, оказывается, не только дома, но и яранги строят, — ехидно сказал Таю.
— Приходится, — пожал плечами Кэлы. — Людей отрывают от работы. Хотя платят хорошо… Это приехали кинооператоры из Магадана. Им надо обязательно заснять на пленку, как сносят последнюю ярангу. Только они опоздали. Последнюю ярангу мы снесли в прошлом году. Вот и приходится строить…
Лишь теперь Таю заметил кинооператоров. Они возились у съемочного аппарата, укрепленного на прочном треножнике, и ждали. Таю понял и назначение бульдозера, который стоял наготове с поднятым ножом.
— Давай посмотрим, — предложил Кэлы.
Таю согласился. Ему никогда не приходилось видеть, как снимают кино.
Ярангу наспех достроили, оператор дал знак, и бульдозер двинулся вперед. Застрекотал съемочный аппарат. Мощная машина легко подминала под себя шкуры и жерди только что возведенной яранги, а за развалинами открывалась целая улица новых домов.
Точка съемки была выбрана удачно.
Таю посмотрел на обломки яранги и вздрогнул: как легко и быстро смял её бульдозер! Как будто не крепили и не воздвигали её терпеливые руки!
Только чукча или эскимос, глядя на жалкую кучу обломков, мог представить, каких трудов стоит построить на пустынном месте человеческое жилье.
На берегах Чукотки лес не растёт. Иногда приносит течением и выбрасывает на отмели искореженные бревна с торчащими во все стороны оголенными ветвями. Человеку нужно пройти немало по берегу, чтобы найти годное для жерди яранги дерево.
Готовы подпорки, поддерживающие свод, врыты в землю столбики, и центральный шест круто уходит вверх, пронзая отверстие для дыма, настает очередь для покрышки яранги. Она ещё плавает в море, ныряет, плещется и спит долгими днями на льдине, греясь на солнце. За ней надо гнаться на вельботе, бросать гарпун. Морж убит, и с него снята кожа, но она ещё не годится для покрышки. На большой гладкой доске острым плоским ножом её «расщепляют», делая из одной кожи две.
Натянутая для просушки моржовая кожа отсвечивает на солнце, как желтый круг бубна, и звенит на ветру гигантским яраром.
Когда яранга покрывается новой кожей — это всегда радостный день для семьи и её соседей. Снаружи светит солнце, а в яранге желтоватый теплый свет…
Мужчина возится с жердями для яранги, бродит в поисках их по берегу моря, ходит на охоту, чтобы добыть моржа и снять с него кожу, а женщина шьет… Шьет дни и ночи, искалывая иглами пальцы. Отдыха нет. Когда игла отдыхает, воткнутая в оленью шкуру, женские пальцы проворно сучат нитки из звериных жил.
Наконец и яранга поставлена, и полог сшит и натянут, и даже стенки подперты гибкими планками, но это ещё не жилище. Когда ударят морозы и завоют северные ветры, тепло быстро выдует и унесет в тундру, в замерзшее море — и следов не найдешь. Поэтому в осенние дни в тундре женщины собирают пожелтелую траву и сушат. Травы нужно много — тепло дорого. Наконец яранга готова — полог обложен травяными пучками, а снаружи покрышка из моржовой кожи обвешана тяжелыми камнями, так что никакой ветер не страшен. В пологе горит жирник. Тепло никуда не уходит, ласкает голое тело… Пусть на воле беснуется ветер, пурга лепит снежные сугробы, а человеку в пологе тепло и светло… А если яранга ещё поставлена по всем правилам — её никогда не заметет снег, пурга обходит жилище человека, чтобы путник видел и не проехал мимо…
Рядом стучали топоры. Таю посмотрел на Кэлы и загадочно произнес:
— Вот и не нужна стала яранга…
Досмотрев киносъемку, Таю и Кэлы двинулись дальше. Дойдя до магазина, Кэлы сказал:
— Вот тут твоя дочка работает… Так где ты остановишься: в Доме приезжих или у дочери?
— Не знаю, есть ли у Риты своя комната, — с сомнением сказал Таю.
— Конечно, есть, — ответил Кэлы. — В нашем селении проблема жилья для молодых специалистов давно решена. Есть у Риты комната!
Таю вошел в магазин. В просторном торговом зале, обрамленном прилавками, толпились люди. Одна стена была уставлена образцами продовольственных товаров, другая — промтоварами. В большие окна глядело солнце, и было так светло, что Таю прищурился, хотя вошел он с улицы. Свет усиливался множеством зеркал, стоявших на полках.
Таю огляделся и увидел дочь в халате из блестящей ткани. Она хозяйски расправляла ловкими руками штуки материи, заманчиво разложенные на прилавке. Около неё теснились женщины, о чем-то её спрашивали, а она отвечала, мило наклоняя голову, украшенную двумя великолепными косами. Таю невольно залюбовался дочерью и некоторое время смотрел на неё издали. Вдруг ему пришло в голову мысленно представить её в нунивакском тесном магазинчике, за скособоченным прилавком, обитым жестяными банками из-под сухого молока… Сравнение получилось не в пользу нунивакского магазина.
Таю шагнул к прилавку и негромко позвал дочь.
Рита вздрогнула, вскинула глаза и, увидев отца, вся вспыхнула радостью и удивлением. Она отложила деревянный метр и выбежала из-за прилавка.
— Откуда ты появился? Хоть бы дал телеграмму, — шептала Рита, без стеснения обнимая отца.
Покупатели почтительно расступились и притихли.
— Приехал к тебе в гости, — ответил Таю. — Ты в письме приглашала… Не рада моему приезду?
— Что ты говоришь? — замахала руками Рита. — Просто я не ждала так быстро этой радости… Постой здесь, я пойду к заведующему и отпрошусь на сегодня.
— Не надо, дочка, — сказал Таю. — Я же не больной. Доработай уж до конца…
— Тогда я тебя провожу домой
Рита вспорхнула, побежала куда-то в низкую дверь, ведущую внутрь магазина. Вместо неё пришла другая продавщица. Рита появилась уже без халатика, в летнем пальто и в туфлях на высоких каблуках.