Дорогу эту проложил еще в начале прошлого века генерал-губернатор Ост-Индии Дэндельс. Мне говорили, что для автомобильной трассы эту старую дорогу почти не пришлось переделывать, а только подровнять и залить асфальтом. Грохочущий маршал, как называли Дэндельса современники, был безусловно яркой и крупной фигурой, оставившей на Яве весьма ощутительные следы своего трехлетнего (1808–1811 годы) правления. Он перенес Джакарту из болотистого устья Чиливонга на более возвышенное место, что в несколько раз уменьшило смертность среди живущих в городе европейцев (в отношении же коренного населения подобной статистики не велось ни в то время, ни значительно позже). При нем была проложена только что упомянутая трасса. Но никто не подсчитал, сколько местных жителей, восстававших против европейских поработителей или просто отказывавшихся от принудительного труда на строительстве дороги, было повешено на окаймляющих дорогу деревьях. Дэндельс уменьшил финансовый дефицит Явы, но добился он этого введением политики принудительных культур. Сельские общины были обязаны безвозмездно выращивать для правительства определенное количество кофе. Политика принудительных культур, смущавшая многих даже буржуазных экономистов, получила свое дальнейшее развитие при губернаторе Ван ден Босхе, к слову сказать критиковавшем Дэндельса за «извращенный Либерализм». При Босхе Ява впервые стала приносить Голландии огромные доходы, хотя жители самого острова то и дело страдали от голода.
За нашим ветровым стеклом мелькает необычный мир, очень яр*Кий и красочный. Необыкновенные краски одежд. У нас на севере они бросались бы в глаза, а здесь, на этом ослепительном солнце, кажутся вполне естественными. Наиболее резки и контрастны сочетания цветов в одежде сунданских женщин. Но все эти броские каины (юбки), баджу и кебайи (кофточки) великолепно вписываются в общую пестроту и яркость тропического пейзажа. Впрочем, восточнее, в центре Явы, у собственно яванок в одежде преобладают более темные цвета — синие с золотом и коричневым, а на востоке острова, где много мадурцев, — коричневые с красным. Чуть сдержаннее цветовая гамма в одеяниях мужчин, которые в деревнях не так-то уж отличаются от женских. Такой же кусок пестрой материи обертывается вокруг тела в виде длинной юбки, такой же пестрый пояс, на голове замысловато завязанный платок салук. Говорят, по тому, как надет салук, можно безошибочно определить, откуда родом его обладатель — из какой он провинции и даже деревни. Впрочем, головные уборы очень разнообразны. Многие носят черные, похожие на пилотки шапочки пичи. В такой шапочке ходит президент, а также многие государственные служащие. Носить пичи считается признаком патриотизма и лояльности. У других на голове (особенно у крестьян и разносчиков) конические широкополые чапинги, плетеные, иногда лакированные.
Во всех старых описаниях Явы можно прочесть: «Яванец (или малаец) никогда не расстается с кривым кинжалом крисом, который он всегда носит за поясом в богато украшенных ножнах». Со времени последнего такого описания прошло всего пятьдесят лет, но картина резко изменилась. Крисы мы видели лишь в музеях да у торговцев различной экзотикой, атакующих европейских и американских туристов. У яванского же крестьянина теперь совершенно иной нож: прямой, заостренный лишь с одной стороны, голок у сунданцев или паранг у яванцев. Это не оружие, а орудие труда, которым его владелец выполняет множество различных операций.
Очень многие жители Явы, и городские, и деревенские, пользуются велосипедами, преимущественно дам-сними, потому что в юбке — саронге на мужском велосипеде ехать неудобно. Впрочем, среди горожан, особенно на Западной Яве, саронг в значительной степени вытеснен длинными брюками, а среди молодежи — шортами или просто трусами. Но, видимо, только днем и на людях. Мы убедились, что приверженность к саронгу сохраняют и самые европеизированные индонезийцы. Путешествовавших с нами коллег мы привыкли видеть везде и всюду в европейской одежде. Но стоило нам зайти к кому-нибудь из наших спутников до завтрака или после ужина, мы неизменно заставали их в саронгах.