Опаснейший хищник Конохи начал терять свою знаменитую хватку.
Постепенно это учуяли все: Учихи, Хокаге, рядовые шиноби. Шисуи ходил мрачнее тучи, однако помочь другу не мог — иначе бы не было столько безысходности в его взгляде. Единственное, что он, как сам признался Хане, сделал — упросил Хокаге исключить Итачи из состава АНБУ. Та согласилась, отняла у Итачи маску, столько лет бывшую его лицом, стала давать рядовые задания — вначале довольно часто, постепенно всё реже, пока вовсе не заметила мягко, что Итачи стоит поберечь себя и больше не браться за миссии.
Казалось, это стало последней каплей. В тот день, когда Коноха отказалась от него как шиноби, огонь, теплившийся в Итачи, погас. Его зрение обратилось чернотой за неделю до того.
Хана бежала через лес. Запах вёл её за границу селения, к скалистому берегу речки Накано, где водопад срывался вниз с грозным рёвом.
Сердце девушки раскалёнными тисками сжимал страх, подступающий ужас душил, но одновременно и подстёгивал, заставляя нестись всё быстрее. «Что если не успеем? — в панике думала Хана. — Что если уже слишком поздно?..»
От Шисуи, бежавшего бок о бок с ней, веяло страхом не меньше, чем от неё.
Выскочив на открытую площадку на краю скалы, шиноби не сдержали синхронный облегчённый вздох. Итачи стоял там, на самом краю, задумчиво наклонив голову. По крайней мере, ещё не успел сделать шаг за грань.
— Итачи, — окликнул друга Шисуи, стараясь придать голосу беззаботность. Он явно хотел спросить: «Что ты здесь делаешь», но не смог, опасаясь ответа, поэтому запнулся и проворчал неловко: — Ты как сюда забрался вообще, скажи мне на милость?
— Дорогу к этому месту я знаю наизусть, — отозвался Итачи без тени эмоций. — Зачем вы здесь, Шисуи, Хана?
— Мы беспокоимся за тебя, Итачи, — ответил Шисуи, посерьёзнев. — И пришли для того, чтобы не позволить тебе совершить глупость.
Итачи медленно развернулся к ним и словно нечаянно сделал ещё шаг к краю обрыва. Его лицо со стеклянными, невидящими глазами резко очерчивал свет луны.
— Глупость ли? — произнёс он, безошибочно поворачивая голову к Шисуи. — Я был хорошим оружием Конохи. Ослепнув, я стал бесполезен. Мне больше незачем жить.
— Не говори так! — яростно воскликнула Хана; зная, что ведёт себя по-детски, подалась вперёд. — Ты не только оружие, ты человек, Итачи!..
— Которого в деревне обходят стороной.
— Которого любят! — Хана осеклась и зажмурилась, сжав кулаки, а после, чуть совладав с чувствами, проговорила: — Не думай, что теперь, когда Хокаге-сама отправила тебя в отставку, ты не нужен никому, Итачи. Ты нужен родителям, нужен Шисуи, нужен мне. Всегда был и останешься нужен, — она приоткрыла глаза, посмотрела на него. — Поэтому ты должен жить. Ради нас.
Итачи молча выслушал её порывистую речь, и ничто не выдавало его отношение к прозвучавшим словам. Почти минуту он стоял неподвижно, размышляя — а затем сделал шаг.
Хана бросилась к нему и крепко обняла, втянула носом знакомый, родной аромат. На её талию легли сильные руки Итачи, сжались так нежно, что Хана с замиранием сердца поняла: она тоже была всё это время ему нужна.