— Джентайлу и его банде, — орал Вилли. Неожиданно он выхватил из плаща тяжелый молоток и с горящими глазами двинулся на Джоша.
Я застыл, мои ноги, ставшие свинцовыми, увязли в грязи на дорожке. Не знаю как, но мне удалось выговорить, заставив свой голос звучать, как обычно:
— Поэтому мы и здесь, Вилли. Мы хотим, чтоб ты дал нам материалы на Джентайла.
Вилли медленно повернулся ко мне, казалось, ему было трудно сфокусироваться на мне взгляд.
— Что ты здесь делаешь, старик? — с удивлением спросил он.
— Я говорил Джошу, нам что-нибудь нужно на Джентайла. Вилли, ты же знаешь, фотография Джентайла, что ты дал нам, входящего в заведение Эвы, была слишком размытой. Ее нельзя представить комитету, никто не сможет разглядеть лицо Джентайла.
Вилли нахмурился.
— Я же говорил этому тупому ублюдку пользоваться японской камерой, а не этой Большой Бертой…
Краем глаза я мог видеть Джоша, его лицо было напряженным и бледным, он рассматривал Вилли.
— Нам нужен Джентайл, Вилли. Джентайл! — он почти кричал. — Джентайл!
Вилли долго смотрел на нас. Мое сердце сжималось от холода, когда я глядел в его безумные глаза. Что бы ни делал Джош, я надеялся, это сработает, и быстро.
Постепенно имя Джентайла, кажется, проникло в мрачное, измученное сознание Вилли. Он кивал и облизывал губы.
— Да, Джентайл, — бормотал он. — Надо достать этого ублюдка.
Неожиданно он поднял кулак и неистово потряс его в направлении Сити-Холла.
— Вы, сводники и распутники! — кричал он. — Вас мы тоже достанем!
Единственным ответом был шум дождя и бульканье крошечного ручейка, струящегося по дорожке.
Он несколько раз тряхнул головой, как борец, приходящий в себя после ошеломляющего удара, потом протер глаза. Теперь он стал оживленным и обрел деловитость.
— Пошли. Я кое-что для вас раздобыл, — и он пошел в дождь.
Джош скривил губы и легонько свистнул.
— Иисус Христос, еще немного и…
Гуськом мы последовали за высокой промокшей фигурой, бредущей через колышащиеся нити дождя.
Чуть ли не весь оставшейся день мы ездили в вонючем автобусе Вилли, и он болтал, как заведенный — коммунисты, воры на всех постах, бесчестные политиканы. Гитлер был прав: ниггеры, евреи и католики (не обижайся, старик) должны быть поставлены на место, Сити-Холл и бродяги с протянутыми руками, проститутки, которым следовало бы выбрить головы и пнуть под зад, чтоб они летели из Бронкса до самого Кони-Айленда…
Он болтал и болтал, пока правил машиной по дождливым улицам Куинза. Джош уснул, его голова свесилась на бок, а тело качалось при каждом резком повороте автобуса Вилли. Я тоже уснул, но только для того, чтобы проснуться, когда Вилли толкнул меня и протянул клейкий кусок пиццы.
Я ненавижу этот идиотский символ сегодняшней молодежи, но, не желая испытывать прикосновение этого маньяка вторично, я взял пиццу, сложил ее наилучшим возможным способом и съел. Джош сделал то же самое. Я взглянул на часы. Было почти восемь. Мы ездили несколько часов.
— Теперь мы закончим путешествие, Вилли? — спросил Джош.
— Теперь мы вернемся на стоянку, — ответил тот. — А потом я все вам покажу.
— Что?
— Увидишь. Увидишь.
По-прежнему лил дождь, движение поредело, когда мы прибыли на Манхэттен, чтобы припарковаться на Ист-Сорок девятой улице. Как и раньше, Вилли прошел через узкую решетчатую дверь. На этот раз теплота полумрака была приятной после долгих часов холода в тесном автобусе.
Мы спускались вниз на разные этажи, и я замирал каждый раз, когда с ревом проносился проклятый экспресс подземки.
— Вилли, неужели за тобой никто никогда не увязывался? — спросил Джош.
— Никогда, — решительно ответил тот. — Я могу оторваться от них в десять минут.
— Почему же эксперты не могут тебя найти, Вилли? — продолжал расспрашивать Джош.
— Потому, что я знаю это место как свои пять пальцев, — ответил Вилли. — В тридцатые годы, когда я был мальчишкой, я частенько приходил сюда. Когда к власти пришел этот чертов коммунист Рузвельт, я провел здесь целую зиму в тепле и уюте, как блоха в собачьей подстилке. Утром я выходил и доставал пару булок и молоко. Потом я проводил весь день в изучении проходов. Эксперты! Черт, да они тут заблудятся в десять минут… Ты готов, старик?
— Готов, насколько это возможно, — ответил я, и мы двинулись дальше.
Наконец мы достигли его штаб-квартиры, как он ее называл. Я схватил деревянный ящик и уселся, мои ноги дрожали, как будто я несколько часов танцевал джигу. Вилли захохотал, но принес бутылку и дал нам выпить чего-то крепкого. Жидкость шла, как огонь, но стало приятно.