— А у меня второй, — сообщил Джентайл. — Первый был почти восемь лет назад, когда я впервые баллотировался в мэры. Я рад, что оставил Сити-Холл, хотя избирательная компания не шутка.
Он поднял бокал и поверх его края стал изучать Келли.
— Вы намерены баллотироваться, конгрессмен?
— Мне всегда говорили, что в политике является плохим тоном говорить о чем-либо иначе, чем на пресс-конференции, или перед аудиторией не менее десяти тысяч человек, — с улыбкой ответил Келли.
— Я вижу, у вас прекрасные советники, — со смехом произнес Джентайл. Потом сказал почти небрежно: — Между прочим, комитет делает хорошую работу…
Я задержал дыхание и бросил на Келли предостерегающий взгляд: «Держитесь подальше от мелей».
— Мне жаль, что все это ударило так близко к вам, — сказал Келли. — Вы спрашивали Сондерса об этих обвинениях?
Я мог только закрыть глаза и надеяться на лучшее.
— В тот день, когда ваш свидетель… толстый, маленький человечек…
— Бенни Джелло?
— Да, он. Когда он заявил, что проводил эти дела с Чаком, я позвонил Чаку. Он божился — потом он делал это много раз — что не знал Джелло, никогда с ним не встречался, а Ремингтона знал лишь как юриста, у которого были проблемы с алкоголем.
Его голос стал сдавленным, было очевидно, что напряжение внутри него растет. Когда он поднял бокал, его рука слегка дрожала.
— Вы давно знаете Сондерса?
— Мы жили в одной комнате в школе Фэррингтон, потом в Иельском университете. Вместе пошли в армию, вместе отправились за океан, оба служили на азиатском театре военных действий. Через год после того, как я стал работать в госдепе, он приехал в Вашингтон и работал со мной в китайском отделе. Мы несколько лет жили в одной квартире, пока, как вы знаете, я не женился на его сестре. Не думаю, что есть человек более близкий мне, чем Чак Сондерс.
И он пожал плечами.
— Что я могу сказать? Я вручил бы ему свою жизнь, не задавая никаких вопросов. Даже сегодня.
«Кого ты обманываешь?» — мысленно говорил я, крепко сжимая зубы, чтобы удержать вопрос. «Как насчет Нины, Сюзи и Чинга? И как быть с визитом к министру юстиции с просьбой снизить залог за Чинга?»
— Вы долго были в Вашингтоне, мистер Джентайл? — спросил я.
— Несколько лет. Кажется, вы были там в это же время, в комитете сенатора Шеннона, не так ли?
— Я был в нескольких комитетах: по военному имуществу, безопасности дорог, потребительских товаров, зверствах во Вьетнаме, пекинской пропаганде, ну и в комитете Шеннона. Я работал с сенатором несколько лет. Странно, что мы не встречались…
— Думаю, мы могли бы встретиться, если бы сенатор продолжал свое расследование в госдепартаменте, — произнес Джентайл почти мягко.
— Возможно, — ответил я, и наши глаза встретились.
— Вам там нравилось? — спросил Келли.
— Работа мне очень нравилась, а вот город — нет. Иногда мне казалось, что это город каких-то снайперов, а не законодателей. А иногда я жалею, что покинул госдепартамент, — сообщил Джентайл. — Я всегда чувствовал, что делаю там нечто стоящее.
Слова выскочили раньше, чем я смог их остановить. Я знал, что они звучат резко и слегка презрительно.
— Так зачем же вы оттуда ушли?
— Партия считала, что я могу победить, если буду баллотироваться в мэры, — безмятежно ответил он.
— А если бы вам вновь пришлось решать? — спросил Келли.
— Я бы никогда не оставил госдепартамент, — последовал быстрый ответ. — Здесь могут хорошо принимать, но в Сити-Холле вы, как слон, и здесь ничего не забывают.
Он сказал это с такой грустью, с такой искренностью, что Келли засмеялся, и честно говоря, даже я улыбнулся.
Мысленно я вновь обратился к Джошу, пиля самого себя. Как мог этот улыбающийся, выдающийся американец предавать свою страну, заключая сделки с пекинским агентом? В этом же нет никакой логики! Потом я неожиданно вспомнил, что говорил много лет назад один старый мудрый государственный деятель: «Не грязные, грубые и малообразованные люди являются злодеями в нашей истории, но милые, наделенные блестящим образованием, воспитанием и богатством люди, которые предают свою страну по мотивам, очень часто шокирующим общество…»
Как Джентайл. Захватят ли его тиски скандала, или его ждет блестящее будущее?
Келли и Джентайл с оживлением обменивались воспоминаниями о Вашингтоне и некоторых личностях, когда я, наконец, поставил на стол бокал, как если бы ставил точку.
— Похоже, нам пора идти, — сказал Келли, вставая. — Было очень приятно познакомиться с вами.