Келли поднялся, вышел из-за стола и направился к выходу, пройдя мимо своры кричащих, тянувшихся с микрофонами репортеров, которых он игнорировал, и вышел из здания.
— Пошли, перехватим его, — сказал Джош, и мы побежали прочь.
Мы догнали его у машины. Репортеры выкрикивали вопросы, протягивали микрофоны прямо к его лицу, дергали его за руку, махали копиями бумаг и сердито требовали ответа. Когда мы подошли, Келли качал головой и спокойно отвечал.
— Никаких комментариев.
— Соберемся все в мотеле около шести, — тихим голосом сказал он нам. — Увидимся там.
Потом он медленно отъехал от обочины.
Когда Келли уехал, гнев репортеров обратился на Джоша и меня, они требовательно ждали ответа. Были ли эти обвинения правдивы? Где было это досье? Кто был пекинским агентом? Как насчет проституток с Сентрал-Парк-Вест?
Джош, обладающий быстротой реакции, дал им быстрое заявление, полное двусмысленности, которое напоминало каждому, что Барни был выявлен как вор, который, видимо, вскоре будет обвинен в уголовном преступлении. Джош пытался создать новости, но сегодня прессу было нелегко купить. Репортеры хотели получить ответы на обвинения Барни. В конце концов, Джош пообещал им сделать заявление позднее, но это мало удовлетворяло их. Но тут появился Барни, раздувшийся как голубь. Репортеры быстро бросили нас, в то время как Барни приветствовал их с распростертыми объятиями.
— Оставайся здесь и послушай, что он им тут наболтает, — велел Джош. — Я хочу устроить кое-что.
— Например?
— Кое-что, — коротко ответил он. — Встретимся в мотеле.
Полчаса я оставался на краю толпы, слушая этого человека — пивного бочонка, проливающего слезы над страной, которую надували интриганы-политиканы и вашингтонские «бойкие ребятки», как их называл Барни, которые использовали честные руки Конгресса, чтобы разорвать репутацию, созданную… и т. д. и т. п.
Это был мусор, но, откровенно говоря, если бы я был обычным зевакой, который ничего не знал о реальной деятельности этого человека, я бы очень захотел задать некоторые вопросы.
Проходя мимо, Барни увидел меня.
— Настоящая компания не включает, с моей точки зрения, этих бойких ребят, — сказал он. — Финн Маккул великий человек из великой истории Вест-Сайда…
Я взглянул на репортеров, которые строчили эти бессмертные слова.
— Я знаю этого человека дольше, чем вы прожили на земле, — объявил я, — и все, что я могу сказать, так это только подтвердить слова конгрессмена Шеннона: он вор и является позором американской политики.
Я пошел прочь, оставив Барни в такой ярости, что была опасность, что он проглотит собственный язык.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Козел отпущения
Ровно в шесть часов все мы собрались в мотеле в номере Келли: Люк, Лютер, Фрэнк Шиа, который примчался из Вашингтона, как только услышал новости, и Лейси. Джош прибыл после меня. Он казался напряженным и бледным, но тогда я подумал, что в этом нет ничего странного после такого ужасного дня.
Мы обошлись без приветствий, и когда Джош закрыл дверь, Келли начал беседу.
— У меня есть факты, которые, думаю, всем вам следует знать, — сказал он. — Как вы помните, когда Джош и Финн принесли мне досье на Джентайла, я колебался, использовать ли его. Я чувствовал, что там что-то пропущено. Мне думается, Финн, у вас было то же чувство.
— Да.
— По сути, Джош, прямо перед тем, как вы отправились спать, я сказал вам, что ощущаю какое-то беспокойство. Я чувствовал, в досье чего-то не хватает.
Джош кивнул, но продолжал молчать.
— Когда я пришел в свою комнату, то лежал без сна, я просто не мог спать. Это проклятое досье на Джентайла вертелось у меня в голове. Была одна вещь, с которой я не мог примириться: почему? Почему Джентайл? Через некоторое время я рассмотрел доклад, который подготовил Джош с Финном о своих находках, вместе с копией из оригиналов правительственного агентства. Должно быть я прочитал их тысячу раз. В конце концов, я решил сделать одну вещь — встретиться с Джентайлом и потребовать объяснений.
— Встретиться с Джентайлом, с его собственным досье? — недоверчиво спросил Люк.
— Я должен был использовать этот шанс, Люк, — спокойно ответил Келли. — Это был ужасающий отчет. Стань это известно, и Джентайл был бы уничтожен и в политическом плане, и в личном. Его патриотизм был бы поставлен под сомнение. Он стал бы мишенью каждой организации этих сумасшедших ультра, каждого бэрчиста, и в добавлении ко всему он мог бы стать мишенью расследований, многие из которых были бы инспирированы политиками.