- Доброе утро. – сказал Джим.
- Доброе. – я чуть не поперхнулся. У меня было такое скверное расположение духа, что это не описать. Вы помните серию из «Друзей» где Росс должен был лететь в Афины со своей английской подружкой? Если не помните, то я напомню. Подружка не пришла, а так как было два билета, то он предложил Рейчел полететь вместе с ним. Потом подружка все-таки в самый последний момент явилась. Вот я чувствую то же что и Рейчел. Хотя она чувствовала обиду, а я раздражение… Ну не важно. Не будем вдаваться в подробности, самое главное – мне хреново.
Мы пошли в столовую. Нам опять выдали консервы, а от них пить захотелось еще сильнее. Боже мой, я хочу работать. Проводить время тут скучно и неэффективно, а голод и жажда усиливаются в несколько раз. Лучше уж занять себя чем-то, пусть после смены я и буду хотеть пить еще сильнее.
- Я не хочу мясо. – сказал мальчик. – Мне плохо от него.
- Ешь что дают, - ответил его брат.
- У нас есть еще мед. Ты будешь мед? – сказала Кристина улыбнувшись. За ее маленькими розовыми губками скрывался железнодорожный состав белоснежных и немного заостренных зубов. По моей спине непонятно от чего пробежали мурашки.
- Ммм… Нет, я не хочу.
- Я ничего не скажу родителям. – сказал его брат. - Бери.
- А если опять прыщи появятся?
Я увидел, как у старшего брата задергалась край губы. Знак не очень хороший.
- Не появятся. Если съешь немного, то не появятся.
Дед-ветеран стоял в очереди, но потом увидел черного и вклинился перед ним. Тогда примеру деда последовало еще четыре человека включая урода.
Парень, стоявший прямо за черным промолчал, но его сосед решил не молчать.
- Куда вы лезете?
- Я не собираюсь стоять за этой обезьяной. – ответил ветеран.
Его собеседник прямо-таки опешил.
- Эй. Здесь у всех есть очередь, станьте на место.
- Что ты сказал сопляк? Я ради таких, как ты войну прошел, и ты мразь будешь что-то мне говорить?
- И я вас уважаю за это, но…
- Тогда захлопни варежку. Еще я буду уступать черному место. Твою мать, они были нашими рабами, а теперь этих уродов какого-то хрена сравняли в правах с нами.
- ЭЙ. – вмешался Гарри. – Можно культурно общаться? А? Здесь дети.
- Я просто объясняю новому поколению, что если бы не мы, то их бы не было.
- Объясняй, но без ругани. Детям такое слушать не надо.
- Как скажешь.
Тут я еще больше зауважал Гарри. Это был не рык, но резкий, громкий и низкий голос. Как гром или ураган. И этот ураган смог успокоить буйного деда. Мое почтение этому мистеру. Значит он стоит в моем топе повыше чем ветеран.
***
Теперь в моем сознании появилось еще одно пятно. Объясню ситуацию.
Значит все мы живем в трех комнатах. На главном входе ночуют семь девушек и это включая двух медсестер. Еще четыре медсестры находятся в другой комнате. Дальше у нас имеется травматолог и кардиолог, а в другой комнате есть еще один доктор. В итоге посчитайте сколько всего медицинских работников.
Посчитали? Так вот, всего их десять. Значит у нас есть один потеряшка и потеряшка этот – профессор. А дело в том, что он оккупировал коморку. В принципе я бы сделал так же. Если ты главный, то у тебя должны быть привилегии над остальными. Кто-то скажет, что это нечестно и нужно поделить поровну, но я считаю, что это субординация. У нас есть главный и ему должно доставаться больше. Но все это относится только к жилплощади. Ест он не больше остальных и еще он не работает, но сомневаюсь что от него было бы много пользы.
По факту же профессор сейчас не является как таковым лидером. У него нет такой силы, чтобы держать все в узде. Он не знает точек, на которые нужно надавить, а значит и власти нет. Это все психология, но люди понимают это на уровне инстинктов. Им не нужна мудрёная формулировка, они и без нее это вполне неплохо воспринимают.
Вот допустим, почему я дрался в школе, когда какой-то мудак из параллели назвал меня тупым дауном? А потому что, если я промолчу, то он почувствует дозволенность. Если он чувствует дозволенность, значит скажет так еще раз и еще. Но если я его ударю и сделаю больно, то он поймет, что это плохая идея. Даже если он меня побьет это не важно, главное сделать ему максимально больно. Тогда он не захочет говорить мне такие слова. Даже если скажет, то его нутро будет дрожать как суслик на холоде. Его чувство самосохранения будет кричать: «беги, сейчас будет больно».
Пока что никаких таких сложностей на судьбу профессора не выпадало. Значит нужно подождать. Если преодолеет их и усмирит остальных, то я пойду за ним.