М. Б. А с соседствующими в Свердловске уральскими музыкантами у вас складывались какие-то отношения?
И. Ш. Надо сказать, что наши иногородние друзья охотно приглашали нас на различные культурные мероприятия, например, на уникально-редкие концерты свердловской группы «Урфин Джюс», где я сначала не мог определить кто это в джинсовой паре и в накрученных бигудями волосах с тонким пронзительным голосом и бас-гитарой – парень или девушка. Когда объяснили, что это чувак, Александр Пантыкин, я был шокирован. Такой был настоящий рок, удар прямо в поддых! Трое музыкантов лупили громкий, неожиданно суперкачественный хард-рок на русском. Дальнейшие их совместные выступления с новой группой «Наутилус Помпилиус» уже не были так увлекательны. Спасала все Настя Полева, выходившая вовремя в белом медицинском халате на сцену, создавая своим неописуемым голосом чудный и навсегда запоминающийся образ дивы уральского рок-движения. Концерты эти происходили по выходным дням в жестких условиях промзон 80-х в Челябинске и Свердловске, на сценах пролетарских красных уголков. Как-то, охамев от выпитого в жарко натопленном автобусе портвейна, мы приперлись на подобное мероприятие, куда-то туда, где кончаются трамвайные рельсы, в небольшой заводской клуб, больше похожий на благоустроенный сарай. На столах по углам были разложены умные советские книжки, труды Леонида Ильича, брошюры наглядной агитации, а в зале стояло с десяток рядов стульев для зрителей. Наша тепленькая семидесятническая компашка уселась в первом, понятно, ряду чтобы полулежа вытягивать ноги и посасывать запасы портвейна прямо из горлышка. Было тогда уговорено шесть бутылок, как помню. А на сцене, на расстоянии вытянутой руки, выступала молодая группа «ЧайФ» со вполне себе бодрой программой.
Развлекались мы тем, что периодически выдергивали шнур басиста из комбика, и он, бедолага, растерянно искал причину исчезновения звука, чем вызывал наш дружный хохот.
Надо сказать, что музыканты были абсолютно неагрессивны и дружелюбны даже к нам, пьяным хамам. Когда вино закончилось, наступил перерывчик, заскучавшие, мы слоняясь по помещению, хихикали и щупали литературу. В результате во время последовавшего выступления «Помпилиусов» Синий выбрался между песнями на сцену и торжественно вручил Славе Бутусову что-то из подобранных здесь же агиток в награду за передовое искусство. После следующей песни Вова снова взобрался туда же и вручил Бутусову все труды Брежнева пачкой. Надо отдать должное крепким нервам и покладистому характеру будущей звезды отечественного поп-рока, так как он проявил терпение и вежливость. Нас всячески утихомиривал Володя Шахрин, а когда узнал кто мы и откуда, стал нашим хорошим другом и нейтрализовал дальнейшее хулиганство. Но забава наша не сошла нам с рук так просто, ибо после концерта мы, совершенно пьяные, оказались в объятьях зимних отдаленных от центра районов. Внезапно на какой-то небольшой площади, где мы стояли кучей из шести человек, причем уже с озвученным нехорошим предчувствием, что «пора отсюда валить», появились фары «Жигулей», забитых внутри людьми в белых рубашках и галстуках. Машина остановились рядом, оттуда высунулись явно нетрезвые рожи в стиле «свадьба гуляет» и спросили нас как-то резко, не видели ли мы здесь вот таких людей да этаких машин. И дернуло же нас, в ответ, грубо пошутить. Последовал жесткий натуральный наезд машиной, с дракой, в результате которой мы на сутки потеряли Синего. Чудом из близлежащего сугроба перекочевал он в кровать какой-то сердобольной татарочки. Больше мы на концертах не балагурили, а тесной дружбы с уралрокерами как-то не сложилось, хотя я впоследствии встречался и с Пантыкиным и с Шахриным. Просто все были заняты собственным делом.
М. Б. А с официальной властью, в пору «культурных гонений», отношения как складывались?
И. Ш. Когда в области появились известные запретные списки на западные и отечественные группы, мы оказались там на букву «Б». На дискотеках завелись комсомольские культурные комиссии с листочками, на которых был напечатан порядок звучания песен в течение вечера, скрепленный официальными печатями и подписями. Диск-жокеи изощренно издевались над этими серьезными и трезвыми среди веселящейся толпы, объявляя песни по списку, а на самом деле включая другие.