Московские джазмены играли в семидесятые по ресторациям, и были ансамбли, возможно, не передовые, но довольно неплохие. Тот же Виталий Клейнот, который потихоньку начинал играть джаз-рок. Далеко не у всей молодежи были средства сидеть в ресторанах, и концерты рок-групп были основной частью досуга именно нашего поколения. Перемещаться с сейшена на сейшен по институтским площадкам, тратить на это все силы и свободное время… нам казалось, что каждый концерт был тем самым событием, прорваться на который стоило труда. Хотя билеты и были дешевыми, но проходили мы бесплатно, это был вопрос принципа! Дружили с музыкантами, проносили им аппаратуру, делали всё, что делают и поныне все, кто хочет попасть на концерты и быть сопричастным. Нашими любимцами были «Ветры Перемен». А группы тогда ценили своих фанатов, тем более, что компания у нас была красивая. Группа «Наследники», братья Сусловы, а позже – «Удачное Приобретение», «Оловянные солдатики», «Второе Дыхание»; все это было пост-битловское пост-роллингстоунзовское, с исполнением на 99 % их хитов. И конечно, исполнение на бис шедевров нашего любимца, Джимми Хендрикса. Первой песней на русском, услышанной мною, стала песня «Синий лес» группы «Скоморохи». Ну, и в 1971-м году вызвало сильное удивление выступление «Машины времени», где весь сейшен звучали песни на русском языке…
Как раз с семидесятых начала расцветать фарцовка. Все мальчики-девочки повзрослели, все хотели быть модными, на все нужны были средства. Начиналось это обычно с пластиночек, а дальше – кто во что горазд, потому что ситуация вокруг была такова, что в этот застойный период все советское общество пропиталось нигилизмом и коррупцией. Уже к середине восьмидесятых воровство и разгильдяйство процветало на всех уровнях государства. Воровали наверху, на министерском уровне, что вылилось в серию публичных дел; воровали и на заводах, что вяло пытались пресечь, боролись с «несунами», но все это было и цвело. В этом контексте фарцовка и утюжка было незаконным, но не таким уж однозначным злом. Насыщение государством потребительского рынка бытовыми товарами отставало от нужд современности, люди узнали про слово «дефицит», и обыгрывали его самым незатейливым образом, создавая нишу для частной предприимчивости. У советских людей появились накопления и они жаждали их потратить на «фирменные» вещи. У меня, например, каналом поступления музона оставались иностранные студенты, которые привозили свежий винил, я покупал у них сразу по пятьдесят штук. Пять свежих «криденсов», пять «ледзеппелинов», пять «перплов» пять «пинк-флойдов». По одному экземпляру оставлял себе, другие разлетались от пятидесяти до ста рублей за альбом. В том же начале семидесятых появился Артем Троицкий, который тоже хипповал, дружил с «Машиной Времени», а я потихоньку от этого всего начал отходить. Здесь уместно вспомнить и про Сашу Бородулина, сына известного советского фотографа Льва Бородулина. Мы дружили с 69-го года, у нас было много общего вплоть до его отъезда в Нью-Йорк в 1973-м году, где он стал прототипом одного из персонажей книги Лимонова, «Это я, Эдичка». Он стал на Западе востребованным фотографом и разрабатывал во времена Перестройки ранее запретную тему советской эротики для журнала Playboy.
Была еще такая ситуация, что всех модников повыгоняли из модных школ и все они встретились опять в школах рабочей молодежи. Лохматые, порочные прогульщики, бесперспективные с точки зрения советской идеологической машины и социума. И вот как раз тогда же начали выпускать из страны евреев, и случилась достаточно занятная штука. Отец мой тогда не выполнил завет деда и никуда нас не увез, а выезжающим евреям увезти с собой особо было нечего. Им запрещали вывозить не только заработанные честным трудом деньги, но даже самовары, а иконы почему-то разрешили. И они повезли иконы, стремительно популяризировав эту тему, как на мировом, так и на внутреннем антикварных рынках. К этому времени в Советском Союзе, он достаточно просел, стал скучен, появилось немалое количество фальшака – а тут целая новая история, связанная с русской традицией (икона – один из главных истоков русского авангарда), и не подделки, а коренной национальный бренд. Высочайшее качество икон, стабильный поток контрабанды из СССР, моментально вовлекли в этот процесс тысячи людей: от деревенских подростков до владельцев шикарных галерей в Западном Берлине.