Успевал везде и со всеми. Никогда не забуду, как буквально незадолго до смерти Зверева, они заявились ко мне домой ночью вместе, удивив известием, что и с «Толиком» Африка умудрился наладить контакт. Они даже сделали несколько совместных работ. Сережа отыграл в нашем первом концерте, но способностей стабильно держать ритм в такой группе, как наша, у него не обнаружилось, и уже весной 84-го Мамон его выгнал.
Этот первый наш концерт прошел достаточно забавно. Я тогда пришел в школу № 30, где мы с Мамоном когда-то безуспешно много лет учились, и наплел директору, что мы хотели бы сделать музыкальный вечер для «выпускников – отставников» – на что тот, по-доверчивости, согласился. И вот наш первый концерт состоялся в актовом зале школы, на сцене, которую Советская власть украсила огромными портретами Ленина и Карла Маркса, плюс своими инсталляциями – наш друг из Одессы художник Вадим Гринберг, и действие получилось впечатляющим. «Нашего» народу набежало полный зал; дирекция была в шоке, но для нас с Петром, не менее впечатляющим, стало другое явление, практически инфернальное: все знакомые нас радостно поздравляли, и вдруг из публики появился страшный, попросту черный человек, вылитый Квазимодо, с огромными лапами, который подошел к нам, пожал руки и сказал: «Наконец я услышал свою музыку. Такую, как мне надо.» И исчез куда-то, видимо, скрылся под землей – потому что больше мы его никогда не видели.
Если, разогревая «My» перед нашим дебютным выходом в школе № 30 на Большом Каретном, Цой исполнял свои хиты в одиночку, то уже летом 1984-го ко мне на день рождения, на дачу, группа «Кино» приехала уже в классическом составе, с первой своей «электрической» программой «Начальник Камчатки». Мой товарищ, Саша Титов в тот вечер сыграл на моём «Крамере» с титановым грифом и за «Кино», и за «Аквариум». Не побоялись поучаствовать в этой акции также «Последний шанс» и группа «Браво», при том, что их солистка была к тому моменту арестована, а остальных участников группы менты регулярно таскали на допросы. А у «Звуков My» в тот июльский день впервые сыграл на гитаре младший брат Мамонова, Лёлик (к слову, – тогда только недавно вышедший на свободу из тюряги). Да, чуть не забыл: я собирался в ту дождливую субботу одарить любимой рок-музыкой, новыми песнями всех своих друзей, всю Николину Гору – но приехавшие на чёрных Волгах кгб-шники согнали нас с общественной веранды, угрожая, в случае неподчинения арестовать и увезти в кутузку всю собравшуюся публику, автобусы у них стояли наготове. Так что нам пришлось вместе с «аппаратом» переместиться на мой дачный участок и уж там мы двое суток «отрывались по полной»!
Обязательно надо сказать про подпольных менеджеров, которые занимались организацией концертов артистов, в тот период у них появилась новая смена. Это и Тоня Крылова, Акула; ребята из «Урлайта», создавшие свою эстетическую нишу, в том числе и панка: Наташа «Ракета», Пит Колупаев, Артур Гильденбрант. Апогеем их деятельности стал Подольский рок-фестиваль 87-го года и серия «Сырков» и «Индюков». А начиналось это все с «квартирников», с традиционной для них стремной атмосферой, конспирологией, поскольку ОБХСС преследовало организаторов этого «шоу-бизнеса» даже в перестроечные времена. Прихватить их было за что: были и самопальные билеты от рубля до трех, а многие артисты были приезжие и без прописки. Постхипповское время смены эстетик продлилось до 85-го года. Ещё до «Центра» появилась группа «Футболз» Сергея Рыженко, немного опередившая свое время, в силу своей простоты и естественности она отлично смотрелась. Позднее мы ее уже не видели, как будто она возникла и тут же испарилась, а Рыженко я пристроил на работу в «Машину Времени».
М. Б. Насколько помню, эстетика и концепт «Звуков My» были сформированы в битнический период, но тоже трансформировались до театрализации сцены. Можно поподробней?
А. Л. Мамонов всегда показывал советского человека, который болен и у которого накопившиеся комплексы слились в безумную исповедь. Это все легко считывается по самим текстам. И возник термин «русские народные галлюцинации»; говорят, что Рыженко придумал это выражение, оно к нам и приклеилось. И учитывая то, что Петя сам прожил все эти жизни, проработав на всевозможных «советских» работах, всё понюхал, отбывал на «сутках», навещал своего брата в тюрьме, куда Лёлик угодил за тунеядство и хулиганство… Мой брат, Владимир, тоже сгорел в этом периоде битничества, уйдя из жизни в возрасте тридцати одного года. Но он был настолько «беспределен по жизни», что ни с хиппами, ни с панками не мог себя ассоциировать. Настоящий «сидвишесобразный» торчок, и очень тонкая ранимая личность, как и Мамонов-младший. Но Лелик-то интроверт-молчун, а Петр в молодости был общителен и открыт миру нараспашку, из него все лилось. Стихи он писал аж с 72-го года, поселившись на моей даче, в сторожке «для поэтов». Стихи у него получались не бардовские, своеобразные, и могли лечь только на специфическую музыку – и она в итоге, много позже, появилась. Для эстетики панк-рока мы были уже староваты: взрослые, много понимающие, но самих панков смогли удивить. К тому же «My» усердно работали над песнями и аранжировками, что вряд ли делали панк-группы какого-либо периода. И поэтому стали интересны и широкой аудитории, и получили признание от коллег уже не только на моей кухне. У Петра стал развиваться выдающийся актерский дар, и в итоге мы сегодня имеем театр одного актера «имени Петра Николаевича». Театрального образования у Пети нет, на чужие спектакли его было не загнать, но через ритмы рок-музыки все его таланты реализовалось в уникальный сплав.