М. Б. Представители демоса при этом имели навыки управления, каких-то слуг-рабов, и право голоса. И под всем этим существовала социальная структура, которая в той же Америке оказалась более крепкой, чем в СССР. И все еще позволяет иметь во главе государства и киноактера, фаната Лед Зеппелин…
А. З. Оттепель была с Гагариным на устах. Детям давали имена Юра, вообще – часто давали имена космонавтов, которые стали настоящими поп-звездами. Страна представляла во внешний мир то, что было безупречно и неоспоримо: балет, черную икру и космические победы. Гагарин стал символом эти неоспоримости.
По краям советской ойкумены располагался соцлагерь: буферная зона, эрзац капиталистической заграницы. Культивировались зыбкие мифы про «лучшее – это советское», которые осыпались при первом пересечении границ, все это обрастало контр-мифами. В СССР сформировалась вторая, альтернативная реальность. Подпольные миллионеры, рок-музыка, фарцовщики, частный пошив, антиквары – вся эта блистательная деятельность и праздность существовала параллельно жизни обычного населения, мучимого образовавшимся дефицитом на яркое, иностранное и роскошное, в обывательском понимании того периода. В то же время существовала «элита», встроенная в систему; там экономика была прозрачная, щедрые гонорары и зарубежные командировки. СССР был придуман как голливудский проект с хэппи эндом. Но, пока фильм шел, все неожиданно оказались в сюжете «Властелина колец». Арт-проект, в котором изначально участвовали и авангардисты, и футуристы, и декаденты типа Луначарского. Кстати, черезвычайно уместная фамилия – Луначарский. Вертинский со своими вертерами, верчениями и вечерами в фамилии отдыхает. Тут и Луна, и Чары – как будто Брайан Ферри от советской номенклатуры и образования.
Внешний вид, как и во многие времена, был важным социальным кодом. Джинсы определенной модели и качества, все чувствовалось на расстоянии и считывалось по швам. Это был первый уровень. Вторым уровнем был винил, тот помогал определится с меломанскими и вообще культурными пристрастиями. На уровне упомянутых «Лед Зеппелин» и «Дип Перпл». Диск стоил несколько стипендий (так, чтоб не есть и не пить), это задавало определенный пассионарный уровень общения. Здоровый меломанский снобизм помогал лояльности и заинтересованности внутри этого круга. Уже в семидесятые хлынул поток иной, западной музыки. У меня был знакомый, сын капитана дальнего плаванья, и через него приплывало много интересного. Я играл в школьной группе и одновременно был редактором стенгазеты. Это освобождало от докучных уроков. Наш гитарист был сыном зауча, что благоприятно сказывалось на количестве и качестве инструментов, приобретенных школой для группы.
Наш репертуар – все, что тогда появлялось во вражеских эфирах и на виниле, шло в обработку. Pink Floyd, The Rolling Stones, Shocking Blue, Sweet, психоделика, глэм. Это было модно, идеи хиппи еще не ушли глубоко в народ. Позже хиппи из больших и малых городов СССР начнут стекаться в Ленинград и Москву, возникнет «система». Мой хороший приятель Шамиль, поэт и меломан – Шама был из академической семьи и являлся ярким представителем рафинированной идеи хиппи. Он жил рядом с Пушкинской площадью: готические окна, пурпурный бархатный балдахин, почти как кабинет Фауста. Там звучала музыка Doors, Steely Dan, там происходили тусовки: художник, основатель Новой Академи, Тимур Новиков, будущий барабанщик группы «КИНО» Густав – Григорий Гурьянов с роскошным хаером; девушки, словно с обложки тройного альбома «Вудсток»… А на другом конце Москвы обитал напоминающий Харрисона эпохи All Things Must Pass Валера Кисс и его жена Лена Щека. Загадочное место: только что ты был в городе, среди новостроек, – шаг в сторону, тропинка вглубь деревьев – и возникала белая церковь, колодец, пруд, живописные деревянные домики. Бабушки поставляли домашнее молоко, а гости заходили с новейшей музыкой, литературой. Берроуз, Кастанеда, Толкиен – в оригиналах или в первых переводах, на ксероксе. Но времена, как им и полагается, менялись: стили панк и нью вейв приходили на место хиппи.