Уже тогда открылась Рок-лаборатория, в которой сначала не было ни Опрятной, ни этого Урсула, а были просто какие-то концерты, в том же ДК Курчатова. Но вскоре это заведение было поставлено на такой комсомольский организационнный лад, и начались серии с предварительными прослушиваниями и учетом всех неприкаянных романтиков. Потом состоялся первый московский рок-фестиваль, где выступал и «Николай Коперник». Причем время было понятное, порядки нисколько не изменились и, наверное, сейчас уже трудно представить, но тогда никому в зале вставать не давали. Не то что танцевать перед сценой или в проходах. Я к этому мероприятию готовился очень серьезно, к тому же у меня всегда была любовь к кратерам, вулканам всяческим, что однажды привело к знакомству с парнем, который изготавливал лазерные приборы на каком-то советском предприятии или в институте. На концерте, как группа обладающая уникальной записью (смеются), мы поставили условие, что никакой дебильной советской светомузыки не будет. Традиционных рамп и прожекторов, которые появились позднее, там не было. Все делалось самодеятельно совсем. Кто что умел и мог. Знакомый изготовил мне лазер, и весь концерт прошел практически в темноте, которую разрезал синий фосфорный лазерный луч. Игорь Лень пригласил свою подружку арфистку, которая сидела на сцене вся в бриллиантах, или как это у них называется…
Синяя подсветка и космическая музыка. Причем с переходами от спокойной к агрессивной. И зал просто взорвался. Причем все, кто играл рок-музыку так и не вкурили в чем фишка. «Новая волна» – новая эстетика. Мне потом Вася Шумов говорит: «Я вообще не понимаю, что произошло. Нет, ну странно, что звучит такая достаточно тихая и спокойная музыка, а все вскакивают и кричат как на хард-рок концерте. Мир сошел с ума». А я отвечаю, что я же предупреждал, что будет именно так.
Был еще эпизод с дурдомами. Когда становилось невмоготу от серой действительности, я, чувствуя что сейчас прям взорвусь от нереализованности, сам сдавался в лечебницы.
М. Б. Хотел всем доказать, что ты инопланетянин?
Ю. О. А чего доказывать, и так все предельно ясно. Туда много таких инопланетян залетало. С Голубевым из «Тупых» у нас просто рядом койки стояли. Он тогда очень любил Rolling Stones, а я уже их разлюбил, но все равно терпел все эти околокосмические рассуждения. Но местечко, я вам доложу, необычное. Там же где-то неподалеку Зыкина лежала. Алкоголизм, срывы. Шоу-бизнес без прикрас. Отдохнув, конечно же, приходилось снова адаптироваться к советской среде.
После концерта мы подружились с Васей Шумовым. Его я и раньше уважал, и, наверное, всегда буду уважать. После фестиваля я сказал ему, что нужно уметь менять цвет глаз и направление звезд, и что это очень просто. У нас тогда даже образовался совместный проект «Марсианские пауки», одноименный британскому проекту, такое вот трио: Мамонов, Шумов и я. И все постоянно твердили одно. Петя говорит: «Вас посадят». Вася мне тоже: «Нас посадят». Я говорю: «Конечно посадят». И тогда Петя предлагает устроиться на работу лифтерами, потому что не было еще никакого хозрасчета, трудовые книжки самодеятельным музыкантам еще не выдавали. И вот, вместо того, чтобы запускать ракеты в космос, мы запускали инвалидов-писателей в лифтах в Московском доме писателей.
Представь картину – после концерта сижу в черном костюме, в черном галстуке селедочкой, в белой рубашке. На столе стоит бутылка шампанского, в которую вставлена для камуфляжа розочка. Вижу: спускается какой-то такой полусгнивший человек, страшный, еле плетется, и так, знаешь, медленно-медленно ко мне поворачивается и смотрит. А я после этих синих подсветок на концерте еще не отошел. Думал разрыв сердца будет, (смеются) Вот таких вот космонавтов и запускали.
Заходил к нам Саша Башлачев, единственный реальный бард за все 80-е, к сожалению, потом он уехал в Питер и там пропал. А тогда и он к нам заходил, и мы ходили на его квартирники.
Еще отогревали все эти панковские истории про Свинью и слухи про то, что он нагадил на Красной площади. Звал тоже на концерты, но так и не пересеклись. А местечко у нас было славное, смена начиналась тем, что начальник, бывший полковник, собирал всех старух и включал «Вечерний звон». Поскольку мне приходилось часто отлучаться для участия в различных записях, на меня там жутко напрягались. Последний раз ко мне приезжал Анжей из «Манекенов», и по возвращении я придушил там кого-то. Сорвался. Сам понимаешь, сижу как в похоронном бюро, в костюме с бриллиантами, и шизофреников в литературные империи запускаю. А на улице весна, солнце такое… Мы сидели тогда раздельно, по трем подъездам, я, Петя, и Вася. При этом отходить никуда нельзя было. Гестапо. Достало это все меня, нашел я Шумова и говорю: «Вась, давай уходим, а?» Он мне: «Юр, я тоже увольняюсь. Вот сейчас Петю дождемся и уходим». И вот, вдалеке появляется модель в шапочке-петушок «ЦСКА», с дипломатиком, плывет такой полувменяемый Петро. Ждем его, договариваемся о прощальной вечеринке с Васей, и тут Петя бросается на землю и говорит: «Вот Юра, вот эти листья – это наш мир. А я – это корни, это корни». И начал откапывать желуди. Запускать свои щупальца под землю. Тогда мы как раз написали песню «Лифт на небо» и устроили в старушечьем раю прощальный концерт, на который наехало немало человек знакомых.