М. Б. Интересуют реалии повседневности того времени и места, в этом обществе самых головастых людей страны. Чем развлекались дети научных работников в юном возрасте?
И. Ш. Книгами заманили в библиотеку, с тех пор люблю читать в тишине, взяли рисовать в творческую секцию, учился графике, живописи, дрался с хулиганами на улицах. Этого добра даже в образцово-показательном академическом городе было предостаточно. Секции, конечно, тоже не оставил вниманием, пребывал в образе самбиста, бадминтониста и романтика длительных лесных лыжных прогулок. Прокатился с родителями и младшим братом по военно-грузинской дороге до Тбилиси, объездили всю Прибалтику, бывали в Казахстане, в Башкирии, у бабушки в Сочи на Черном море – регулярно.
М. Б. Туризм и музыку, наверное, можно выделить как заглавные развлечения, помимо мелких хобби?
И. Ш. Скорее, эти слова приобрели какой-то сакральный смысл, учитывая местные реалии нашего научного оазиса в окружении дикой природы и брутальных пейзажей индустриальных зон. И поскольку туризм был малодоступен, музыка вставляла с детства так, что альбом «Сержант Пеппер» у меня в голове проигрывался в аккурат за сорок пять минут урока в школе, (смеются).
Любимая битловская пластиночка – «Револьвер» – открыла мне глаза на музыкальный мир за пределами Моцарта, «Веселых Ребят», Ободзинского и Высоцкого. Музыкальная культура тогда подпитывалась слушанием грампластинок, магнитопленок и радиопередач. К примеру, передачи Татарского на радио «Маяк». Параллельно учился игре на гитаре, на фортепиано, даже на тубе, показывал фокусы пионерам, ударял по спорт-дисциплинам – самбо, гандбол, бадминтон, лыжи. После средней школы поступил в местный ВУЗ, а заодно на работу ди-джеем в модный клуб «Темп» – точку отрыва и угара городской молодежи. На танцах продвигал неизвестных тогда Blondie, Cars, Sparks, Generation X от Билли Айдола, Роберта Палмера, B-52's, и это была реальная «новая волна» на фоне эфирного торжества Юрия Антонова и разнообразного диско, популярного еще в конце 70-х. Начиная с Afric Simon, Amanda Lear, ABBA и Boney M, заканчивая Bee Gees, Supermax и Village People. И, конечно же, море всяких итальянцев. Народ танцевал искренне и разгульно, отдыхая лишь зависнув в объятиях друг друга на медлячках и белых танцах.
Обязательно был ведущий вечера. Он приветствовал вновь прибывших, объявлял песни, комментировал происходящее, зазывал танцевать, бывало, ставил на заказ.
М. Б. Уже не тамада, но массовик-затейник. Была такая почетная профессия, (смеются).
И. Ш. Да. И в зависимости от пафосности события, его поддерживала парочка ди-джеев с тремя катушечными магнитофонами, или он сам управлялся с записями и микрофонами. Все это сопровождалось изрядным выпиванием широкого ассортимента алкогольных напитков, хитами которого были четыре сорта кубинского ликера, кубинский же ром, сухие и не очень вина, вермуты из Болгарии, Румынии, Венгрии, кипрский мускат, наш армянский или же азербаджанский коньяк, да хоть «Спотыкач»… Опять же, портвейн белый, розовый и красный, но никак не водка! Все это исправно подвозилось в город для поддержания хорошего настроения людей, отягощенных работой с изотопами, теоретиков и практиков. Ну и конечно не могло пройти мимо нас.
Моя учеба в ВУЗе продолжилась работой в родном НИИ, где работало абсолютное большинство родителей сверстников, и куда попадали на работу бывшие студенты, органично вливаясь в коллективы института. Практиковались частые и долгие профсобрания – такие места самоутверждения для одних личностей и сонной медитации для других. Люди серьезно размышляли как им дальше жить и трудиться, соблюдая карьерную и наследную кастовость, а я, уже не особо скрывая, пестовал идею отъезда из этой зоны научного благоденствия, где единственным экстремальным развлечением, кроме катания на лыжах с крутой Лысой горы, оставалось сесть в автобус и куда-нибудь поехать по трассе Челябинск-Свердловск. Чем я и пользовался, знакомясь с новыми людьми из этих городов, впоследствии отправляясь к ним в гости. Они-то к нам в гости проехать не могли, поэтому мы старались их отблагодарить поставками плодов спецобслуживания – нашим дефицитным вином и закусками. В таких поездках я познакомился с людьми, ведущими совсем другой образ жизни. Не такой, как наш тихий, укладистый, размеренный, подсемейный, подсистемный.
Люди эти жили в больших городах со своими большими проблемами и большими Любовями, рассказывали интересные истории, рекомендовали книги и генерили замечательные идеи. Даже моя преданность всей этой виниловой истории с мощными обменами и темой постоянного обновления, казалась недостаточной, чтобы полноценно войти в этот огромный мир, тем более что сами диски требовали внимания и специального времени для прослушивания. Я потратил тогда уйму времени в поездках на толкучки и сходки, где происходили стихийные и запланированные встречи на предмет обменов и купли-продажи. Самым мощным явлением тогда была сходка любителей музыки под Свердловском на станции Шувакиш. Там собиралось несколько сотен человек по выходным дням в любую погоду. По причине того, что диски многократно меняли хозяев, путешествуя по Уралу, некоторые меломаны взяли привычку ставить свои печати, делать надписи шариковой ручкой и писать послания на внутренней стороне бумажных пластиночных конвертов. Попадались экземпляры изнутри сплошь покрытые такими знаками обладания или участия в судьбе диска. Бумага и пластмасса впитывали запахи всех вечеринок, через которые прошли эти пластинки, пахли порой трудовым потом, сотнями выкуренных сигарет, выпитых бутылок и полюбленными под их прослушивание женщин. Иногда черную поверхность пластинок какие-то изверги натирали одеколонами или духами, видимо, с целью стереть все лишнее, прилипшее к звуковым дорожкам. От этого в звуке появлялся непрерывный змеиный шип. Слушать такое было почти невыносимо. Занимались пластинками в основном мужчины и юноши, иногда бравшие с собой на «толпу» подруг-соучастниц. К редким самостоятельным женщинам-меломанкам относились вежливо, с подобающим вниманием и участием, но обманывать пытались с тем же нахрапистым энтузиазмом. Ведь женщины – народ менее консервативный, более решительный и склонный к экспериментам, а значит, к рискованным обменам и приобретениям. Грампластинками самыми разнообразными, но не фирменными, забрасывала нас и наша госторговля. Как официальная, так и подпольная, естественным образом обозначавшая не погреб, а именно из-под полы. Были диски польские, чешские, югославские, румынские, болгарские, ГДР-овские, кубинские и «мелодийные». Народ очень интересовался, стоял в очередях и покупал себе музыку, которой можно было наполнить послерабочее время. Продавщицы заказывали пластинки на «базах» и оставляли знакомым классику, джаз, эстраду, перепечатки и лицензии, альбомы дефицитных исполнителей – все ценилось не меньше зернистой икры.