– Нет, Сима, нельзя, буду ругать! – кричал папа, когда я отковыряла букву «м» на клавиатуре компьютера. Он снял меня со стула и отнес в комнату, где мама делала с Васей английский.
На самом деле букву «м» начал ковырять еще Вася, а я, наоборот, хотела приклеить ее на место. К тому же я не знаю, зачем папа показал мне мультконцерты и песни из детских фильмов на Youtube – я бы могла и на диске посмотреть. А теперь он оттаскивает меня от компьютера, считая, что это вредно.
Так вот, в комнате у Васи я помолчала немного, подумала, села на попу и начала плакать. Мама с Васей переглянулись и опять уткнулись в неправильные английские глаголы. Я закрыла рот, встала, вышла в коридор и села на пол, убедилась, что папа меня видит из комнаты, опять открыла рот и опять принялась рыдать.
– Симочка, только не плачь, – кинулся ко мне папа. – Хочешь компьютер, пойдем я тебе включу. Что ты хочешь?
– Ты сам ее приучил, – говорит мама.
– А из-за тебя она смотрит телевизор, – отвечает папа.
– Правильно, а я из-за вас и Симы не смотрю ни то ни другое, – заявил Вася. – Даже хоккей сто лет не видел.
– Ты уроки сделал, кстати? – тут же переключилась мама.
– А портфель собрал? – поддержал ее папа.
– Вы о чем-нибудь другом можете спросить? – опять закатил глаза Вася. – Или вас ничего в жизни больше не интересует?
– Пусть Сима у тебя в комнате поиграет пять минут, – просит мама.
– Говори уж как есть – посиди с сестрой, – бурчит Вася.
Папа все время носит меня на руках. Даже на улице. Однажды, когда мама вышла со мной гулять, консьержка даже ахнула:
– А Сима, оказывается, умеет ходить! И даже по лестнице сама спускается!
– Конечно, – удивилась мама. – Давно уже.
– А я все спросить не решалась. Думала, что она у вас не ходит, болеет. Папа же ее все время на руках носит и в коляске возит...
– Ты вся в каше! Прямо хоть стирай тебя целиком, – ахнула мама после ужина. Она отнесла меня в ванную и посадила на коврик.
– Вася, присмотри за сестрой две минуты. Я полотенце чистое принесу, – попросила мама.
Когда она зашла в ванную с полотенцем, то чуть в обморок не упала. Вася запихивал меня в стиральную машину, а я упиралась ногами. Он пытался меня засунуть сначала головой вперед, а потом ногами.
– Что ты делаешь? – закричала мама.
– Хочу постирать Симу. Ты сама говорила, что ее стирать целиком надо, – ответил Вася.
– Ты с ума сошел? Немедленно вытащи ее оттуда! – закричала мама.
– А ей даже нравится, – пожал плечами Вася. – Смотри, она улыбается и сама пытается залезть в барабан.
– Васечка, это же твоя сестра. Зачем ты с ней так?
– Ты же говоришь – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось... – обиделся Вася.
– Ты сейчас кого имеешь в виду? Себя или Симу? – уточнила мама.
Все знакомые и друзья считают, что маме с папой страшно повезло. Потому что папа – самый идеальный папа на свете. Еще когда мама была беременная, папа каждое утро, после того как отводил Васю в школу, выводил маму гулять по парку. Мама больше беспокоилась о своей фигуре и весе, чем о полезности прогулок. Она бегала по парку или ходила быстрым шагом почти до конца беременности, надеясь не поправиться слишком сильно. На ее фигуре, кстати, это никак не отразилось – она набрала двадцать килограммов, потому что после прогулок ела с удвоенным аппетитом.
Она в то время даже кормила синичек семечками и любовалась природой.
– Какой ужас! – восклицала мама. – Я же терпеть не могу пейзажи!
– Это пройдет, – грустно отвечал папа. – Ты родишь и перестанешь замечать прекрасное. Вот это дерево, свет, листья... Симочка, смотри, какая красота, – говорил он, наклоняясь к маминому животу и шепча ей в пупок.
– Прекрати, я чувствую себя идиоткой, – возмущалась мама.
Однажды, когда мама была уже месяце на восьмом, она сидела на лавочке в парке и горько плакала. Просто так, без причины. Папа пытался ее успокоить, но мама плакала еще сильнее. К ней подходили прохожие и спрашивали, что случилось, не нужна ли помощь? Мама заливалась слезами.
– Чего ты плачешь? – подошла к ней пожилая женщина.
– Не знаю, – ответила мама.
– Слушай, да ты, наверное, беременная! – воскликнула женщина.
Мама тут же замолчала и начала хохотать. Папа смотрел на нее с ужасом. И на женщину тоже – не заметить мамин живот было невозможно.
– Не переживайте, я акушеркой много лет проработала, – шепнула ему женщина и подмигнула. А мама продолжала хохотать.
Мама вообще была очень смешная во время беременности. Она вычитала в каком-то журнале, что с каждой беременностью мозг женщины усыхает на двадцать пять процентов, и тут же в это поверила. Она всем рассказывала, что у нее осталась только половина серого вещества и ей простительно буквально все – говорить глупости, есть, что захочется, спать, когда захочется, и капризничать.
– У меня изжога ужасная, – жаловалась мама папе. – Сима на желудок давит. (То, что я – Сима, родители придумали, когда у меня еще пол не определялся. Они вообще очень ответственные, все делают заранее.)
– Это не Сима, а селедка из ресторана, – буркнул Вася. – Если бы я столько съел, то умер бы от переедания.
– Да, Марусь, ты, наверное, в ресторане переела просто. Выпей таблетку, и все, – поддержал Васю папа.
– Я не переела! Мне плохо! – возмутилась мама.
– Конечно, плохо, – отозвался Вася. – Ты съела три салата, два вторых и пирожков штук десять.
– Еще два пирожных, – добавил папа.
– А вам что, жалко? Я была голодная! – чуть не плакала мама.
– Ты просто не смешивай оливье с винегретом и селедкой под шубой, – посоветовал папа. – Симочка, тебе там плохо, да? – нагнулся он к маминому животу и начал шептать в пупок: – Мама вредной еды наелась, а ты теперь мучаешься. Ничего, сейчас я маме дам таблетку, и все пройдет.
– Никто меня не понимает, никто... – пожаловалась мама.
– И не говори, у меня та же фигня, – поддержал ее Вася.
Папа принес маме таблетку и сам съел две, потому что у него тоже тут же началась изжога от излишней впечатлительности.
У мамы во время беременности не было депрессии и скачков настроения. Она сидела на диване, обложившись подушками, ела мороженое и отлично себя чувствовала. Зато папа по вечерам перебирал семейные фотографии и плакал. Он вообще за время маминой беременности стал плаксив и сентиментален. У всех знакомых и коллег спрашивал про детей – как едят, как учатся, как здоровье, отчего все вокруг считали его самым внимательным и чутким на свете. На самом деле в тот момент папу ничего не интересовало, кроме детей.
Однажды он пришел на совещание, где все были в галстуках и говорили о чем-то очень-очень важном. Он сидел рядом с женщиной, которая была самой большой начальницей, слывшей жесткой, циничной и бессердечной. В ее присутствии все просто цепенели.
– Какая неделя? – озабоченным шепотом спросил папа начальницу.
– Восемнадцатая, – ответила тихо начальница, изменившись в лице. – Откуда вы знаете? Никто не знает!
– Я вижу... – проникновенно ответил папа. – Как вы себя чувствуете? Отеки? На УЗИ все в порядке? Может, водички? Или окно открыть? Здесь душновато.
Начальница прямо при всех начала шмыгать носом, забыв про цифры, графики и динамику роста. Она под столом скинула туфли, а папа незаметно подложил ей под спину свой мягкий портфель. Все совещание они сидели и шептались о беременности, предстоящих родах, сложном выборе роддома и педиатра. А их коллеги думали, что они говорят о работе, и после совещания все подходили к папе и осторожно спрашивали – не ждать ли волны увольнений и вообще чего ждать? Папа отшучивался и отмалчивался, из-за чего все остальные заподозрили неладное. А эта начальница до сих пор присылает папе по электронной почте фотографии своего новорожденного сына и советуется с ним по рабочим вопросам, считая, что раз мужчина так разбирается в беременности и так любит детей, то уж в работе ему нет равных.