— У парня началось головокружение от успехов? — спросил Коля, цапнув оладушек, лежащий сверху горки.
— Возможно. Мы так и не поняли, почему он покончил с собой. Наверное, это был порыв души творческой, мятущейся, еще до конца не сформированной личности. На водонапорной башне, откуда Родион спрыгнул, было последнее выступление. На Дне города они с ребятами из кружка ставили спектакль. Что-то романтическое. Родя играл принца или мореплавателя, девочка, занимавшаяся с ним, его возлюбленную. Они дружили. И кто-то думал, что между ребятами романтическая связь. Быть может, так и было. Но девочка это отрицала.
— А что ты можешь сказать о его сестре?
— Ничего. Я ее не помню. Только мать. Она всю плешь мне проела. Не верила, что сын с собой покончил. Она, кажется, покойная уже?
— Да. Скончалась от инфаркта.
— Выходит, никого из семьи не осталось. Печально.
— Но сестру Роди, Киру, убили.
— Не рано ли выводы делаешь?
Коля пожал плечами. Он, как правильно отметил коллега Костя Пыжов, не имел опыта раскрытия запутанных преступлений. Майора ему не за заслуги дали, а потому что нужно было кого-то продвигать по служебной лестнице, делать начальником, а Грачев, во-первых, внук самого Ильича, а во-вторых, именно он нашел тех, кто вломился в дом мэра. Ими оказались друзья его сына-мажора. Пришлось и этих дурачков отмазать. В долгу перед Николаем не остались, повысили.
— Ты послал кого-то в квартиру покойной? — спросил дед, полив оладушки вареньем.
— Нет. Решил с тобой посоветоваться сначала.
— Советую: езжай туда. Проводи детальный обыск.
— Коллеги за мной заедут, и направимся. Я пешком.
— И с Печерским поговори. Он знал и сестру Роди, они вместе начинали заниматься в его студии, но она талантом не блистала, а Павел уделял время только самым одаренным. Девочка меньше года была под опекой Павла, а мальчик почти четыре. Он покончил с собой в неполные шестнадцать. Осенью. Его сестра тогда уже училась в Москве в институте. Когда Родя погиб, Печерский помогал семье Эскиных. Он винил себя, как мне казалось. Как наставник должен был понять, что с подростком творится что-то неладное.
— Странно, что я ничего этого не помню. Разве что спектакль на башне, но смутно.
— Ничего странного, ты совсем малым был. — Дед заметил, что Коля съел только один оладушек, и нахмурился: — Что, невкусно?
— Смеешься? Это пища богов.
— Преувеличивать не надо, — проворчал дед, но ему явно было приятно. — Я тебя не амброзией угощаю.
— Хиппи своровал сметану, — заметил Николай. Кот забрался на разделочный стол, смахнул баночку на пол, спрыгнул сам и принялся слизывать лакомство с линолеума.
— Пусть ест, не жалко. Там на дне осталось.
— Меня ты за любые проделки по заднице бил.
— Не ремнем же, ладошкой. И я тебя учил, а не наказывал. А кота без толку.
— Хорошо, что у тебя есть животные. Мишка просит питомца, но Наташа против. У нее на шерсть аллергия, птиц она терпеть не может, а рыбок не потискаешь.
— Как у вас с ней, кстати?
— Нормально. А что?
— Да что-то она в последнее время нашему обществу не рада. Вы приезжаете, она через час-полтора убегает.
— Дед, сейчас комарья полно. И мошки. У нее кожа чувствительная. Накусают, все воспаляется. А если чесать, болячки не заживают долго. Вспомни, она в мае и июне всегда быстро сбегала.
— Если так, то хорошо. А я уж забеспокоился.
Кот, слизав всю сметану с пола и со стенок банки, развалился, подставив пузо для того, чтобы его чесали. Но ревнивая Шурка долбанула его лапой по морде. Нечего выпрашивать ласки у ЕЕ хозяина. Хиппи зашипел. Собака загавкала. Пришлось Ильичу шугануть обоих. Наблюдая за этой картиной, Коля пил чай и давал себе возможность ни о чем не думать…
Быть может, это последние минуты безмятежности.
Глава 2
Леше Раевскому очень повезло с родителями!
Умные, интеллигентные, веселые, они обожали друг друга и своего сына. Оба работали в «Союзмультфильме». Папа Аркадий режиссером, мама Соня мультипликатором. Познакомились в конце семидесятых, будучи уже зрелыми людьми. Сначала дружили, потом, когда отец развелся с известной артисткой дубляжа, поженились. Маме на тот момент было уже за тридцать, но брак для нее стал первым. Мужчины считали ее чудачкой и простоватой внешне, поэтому не спешили взять в жены. И только отец, имеющий за плечами опыт долгого и выматывающего брака со стервозной красавицей с нереализованными актерскими амбициями, смог разглядеть в ней идеальную спутницу жизни: милую, легкую, открытую, по-детски чистую, а не глупенькую или странную.