Выбрать главу

Шамиль Зиганшинович Ракипов О чём грустят кипарисы Роман Книга вторая Перевод с татарского Михаила Скороходова

Пролог

— Все эти дни я думала о Лейле, — сказала Магуба Хусаиновна Сыртланова, когда я в очередной раз навестил её. — Она была для меня больше, чем подруга: землячка, дочь, сестрёнка.

Здоровье Магубы Хусаиновны немного улучшилось. Навещая её, я ждал, когда она вернётся к своим воспоминаниям, продолжит рассказ о боевом пути 46-го гвардейского женского авиационного полка ночных бомбардировщиков. Лейлой она называла командира эскадрильи Ольгу Санфирову.

— Лейлу все любили в полку, я даже ревновала её к нашим общим подругам. — Хозяйка вздохнула. — Так рано оборвалась её жизнь. Закрою глаза и вижу её — юную, стройную, с милой, застенчивой улыбкой, слышу её мягкий, ласковый голос. Любовь и память — это два цветка, а корень у них один…

Навестив в очередной раз Сыртланову, я застал у неё большую группу ребят-тимуровцев.

«Начались каникулы, — подумал я, — гостей прибавилось».

Одна из «новеньких» читала вслух сказку из «Тысячи и одной ночи». Хозяйка приветливо кивнула мне головой, я занял своё обычное место у окна и стал слушать рассказы Шахерезады о волшебной лампе Алладина.

Сказочная ночь кончилась, хитроумная рассказчица умолкла на самом интересном месте, и жестокий царь снова отложил казнь юной девушки.

— Остановимся на этом, — сказала Магуба Хусаиновна. — Пора мне сменить Шахерезаду. В отличие от неё я должна спешить. Приходите, ребята, по вечерам в это же время, я продолжу рассказ о своих боевых подругах. Меня только смущает одно: появились новые слушатели, они не знают, что было раньше, могут не понять. Своё повествование я довела до весны 1944 года. Приболела, пришлось сделать перерыв. За это время я приготовила кое-какие выписки, использую их в рассказе. Теперь чувствую себя лучше, не знаю, надолго ли. Повторяться, конечно, не хочется.

Новенькие заговорили наперебой:

— Рассказывайте дальше!

— Мы все знаем, что было, нам ребята рассказали!

— И сами уже другим рассказывали.

— Наши взяли Керчь, на этом вы остановились…

Магуба Хусаиновна улыбнулась, приподняла руку.

— Тогда всё в порядке. Перекладывать стог не будем. Я в эти дни думала, не пропустила ли чего-нибудь важного, интересного. Пропустила, конечно. О многих однополчанках даже не упомянула. Пусть они простят меня. Тысячи боевых вылетов и ни один не похож на другой… Обо всех рассказать невозможно. Ничего не поделаешь. Меня дополнят мои бывшие боевые подруги, некоторые из них уже написали, другие пишут воспоминания. Общими силами составим летопись родного полка.

Очень мало я рассказала о девушках-техниках и вооруженцах. А что бы мы, пилоты и штурманы, делали без них? Они оборудовали, чаще всего на случайных, неудобных площадках стоянки для наших «По-2», маскировали самолёты, ремонтировали их, навешивали под плоскости бомбы. Почти всегда им приходилось работать в полной темноте или при лунном свете. Три посадочных огонька вспыхнут на короткое время и погаснут. Самолёты взлетают и садятся беспрерывно — с вечера до утра. На подвеску бомб девушки затрачивали не более пяти минут. А бомбы тяжёлые — по пятьдесят и сто килограммов каждая. На один «По-2» — двести килограммов. На весь полк за одну ночь — десятки тонн. А с весны 1944 года до конца войны мы летали с двойной бомбовой нагрузкой. Придёт время, я расскажу об этом подробнее.

Голос Магубы Хусаиновны окреп, лицо оживилось. Седая больная женщина словно помолодела и, поправив волосы, продолжала рассказывать:

— Приземлился самолёт. Над целью его обстреляли зенитные орудия и пулемёты, необходим ремонт. Пилот и штурман с помощью девушек вылезают из кабин, у них подкашиваются ноги. Устраиваются прямо на земле, под крылом самолёта, и засыпают. Оберегая их сон, техники и вооруженцы с наветренной стороны подвешивают чехол. Тихонько постукивают ключами, другими инструментами. Даже карманные фонарики включать нельзя — над аэродромом проносятся вражеские самолёты. Тонкие девичьи пальчики на ощупь ввинчивают в бомбы взрыватели. Наконец все пробоины тщательно залатаны, самолёт заправлен горючим, бомбы подвешены: «Девочки, подъём!..» Бомбы были покрыты солидолом, можете себе представить, как выглядели девушки после боевой ночи — чёрные с головы до ног.

Техникам и вооруженцам на отдых оставалось мало времени, но прежде чем идти спать, они приводили в порядок самолёты, скребли их, чистили, мыли, потом мылись сами, стирали комбинезоны, гимнастёрки. Всё успевали сделать. Вечером — снова чистенькие, аккуратные, с белоснежными подворотничками.