Чаще всего останавливались в лесу. Порой, покачивания нижних веток ели или крика сороки было достаточно, чтобы разведчики встревожились.
Мы закончили болтать с Катериной далеко за полдень, но оказалось, что до конца путешествия ещё далеко. Я ехал на Шарике в основном отряде и тоже зыркал напряжённым взглядом по сторонам. Хотя понимал, что толку от этого мало. Что я могу заметить, чего не заметит обученный воин, матёрый крестоносец, которому местные условия — что дом родной? От меня мог бы быть прок в пустыне. Там, наоборот, мало было бы проку от крестоносцев! Но здесь, в центре Европы, я был, прямо скажем, лишним звеном. И всё же, внутреннее напряжение нашего отряда передалось и мне. Вот я ехал и зыркал, так что глаза слезились.
Тем не менее, ничего необычного мы не обнаружили и никого подозрительного не встретили. Проезжающие по дороге были веселы, приветливы, дружески здоровались, призывая имя Господа, и так же дружески прощались, проезжая мимо, независимо, в каком направлении ехали. А мы продолжали двигаться, в полной боевой готовности. Почти стемнело, когда мы доехали до очередной таверны, где наконец-то, вздохнули с облегчением. Как обычно, Шарик никому не дался, и рассёдлывать его пришлось мне самому. Я не в обиде! Мы с Шариком, можно сказать, сдружились! Мне даже приятно было за ним поухаживать, прежде чем отправиться на ужин.
Когда я вошёл в зал, все уже были в сборе, и даже вино стояло на столе. И рядом суетился прислужник, расставляя на столе тарелки с хлебом и зеленью. Вот-вот должны были принести и мясо. Крестоносцы терпеливо ждали, когда можно будет благословить трапезу и, хотя бы, промочить горло. Девушки, само собой, сидели отдельно. Я сел на привычное место и тоже приготовился к ужину.
— Вы сегодня много разговаривали в карете… — неожиданно заметил Марциан, не глядя на меня, — Могу ли я поинтересоваться, о чём был разговор?..
— Конечно, — небрежно ответил я, — Мы говорили о божественном!
А сам внутренне напрягся. Не люблю я таких вопросов, которые как бы ни о чём, а на самом деле, чтобы подловить тебя на неосторожном слове.
— И что же из божественного вы обсуждали?
Краем глаза я заметил, как насторожилась Катерина. Зря! Я же не дурак, взять и ляпнуть, что мы обсуждали демоницу Лилит! Во-первых, вообще разговор о демонах, по мнению крестоносцев, был бы ни к чему, и даже опасен, а во-вторых, Лилит упоминается в легендах, а не в Библии. Нет-нет! И я стал лихорадочно вспоминать, о чём божественном мы вообще когда-то говорили с Катериной? Ну, сами подумайте, как брат Марциан задал вопрос: «И что же из божественного вы обсуждали?». Он же не спросил: «Что вы СЕГОДНЯ обсуждали», верно? Значит, имею право схитрить!
— Мы разговаривали об исходе евреев из Египта, — совершенно спокойным голосом ответил я, — О пророке Моисее, о чудесах Господних, о казнях египетских…
— И что же это были за казни? — впервые поднял на меня взгляд Марциан.
Похоже, опять меня в чём-то подозревают! Ну, ладно! Мы и в самом деле разговаривали про это с Катериной, только ещё в Мариенбурге, во время осады. Память у меня всегда была хорошая, а с волшебным перстнем, я заметил, ещё лучше стала. Сейчас я вам расскажу!
— После того, как Моисей получил из неопалимой купины повеление Божие вывести народ Израиля из Египта, он взмолился Господу, прося заменить его в этом подвиге, ибо был косноязычен. Но Бог только рассердился и сказал, пусть брат его Аарон будет устами Моисеевыми, но волю Божию будет исполнять только Моисей! И дал ему знамения, чтобы фараон поверил, что Моисей говорит от имени Бога: жезл, который, если бросить на землю, превращается в змея, а если взять с земли, опять становится жезлом, рука Моисея, если убрать за пазуху и вынуть, становится поражённой проказой, но если повторить, то исцеляется, и способность обычную речную воду превращать в кровь, если черпнуть из реки и выплеснуть на землю. Вооружённый такими знамениями, пошёл Моисей к фараону и потребовал, чтобы тот дал еврейскому народу время принести жертву Богу. Но только, такую жертву надо принести в глубине пустыне, за три дня пути от Египта.