– А как твои книги? – спросила у Стаси Урсула. – Пишешь?
– Странно, однако порой у меня стал пропадать интерес к этому, – ответила Стася. – Раньше я стремилась, писала, рвалась. А теперь иногда заставляю себя. Я уже начинаю думать, может, мама права и это занятие не моё?
– Очень даже твоё, – возразила Лидия, – но всегда надо помнить, что, чем бы ты ни занималась, в какой-то момент происходит затухание. В делах, в отношениях, в работе. Такова жизнь. Сначала подъём, а потом падение. И в такой спад главное – не наломать дров, потому что потом подхватит новое вдохновение, придёт новый рассвет. Вечером, когда ты вымотана и бесконечно устала, трудно поверить в то, что наступит утро и снова взойдёт солнце. В то, что будут силы и желание жить. Жизнь дышит. Вдох – выдох. Сердце сокращается: сжимается – разжимается. И наша дорога имеет продолжение. Ты же любишь писать?
– Да, очень! – с жаром ответила Стася.
– Вот видишь, это твоё, – успокоила её Урсула.
– Но мне всё чаще становится страшно. Особенно когда я только начинаю работать. Раньше такого не было. Я творила без оглядки. А сейчас… – поделилась Стася.
– Чего ты боишься? – спросила Висия.
– Что не справлюсь. Что напишу чепуху. Что не получится, – перечисляла свои опасения Стася.
– Это потому, что ты выросла, – успокоила её Лидия, – и стала профессионалом. Дилетанту ничего не страшно. Он не знает настоящую цену ошибкам. А вот профессионалу понятны последствия. Только и всего. И потом, – она подошла к Стасе и обняла её сзади, прижав к себе, – я расскажу тебе одну историю. Когда я была молода, то очень любила шить. У меня была швейная машинка – самая большая ценность нашего дома. Чёрная, обтекаемая, с золотым филигранным рисунком по корпусу, с деревянной ручкой сбоку. Заводилась машинка большой педалью, которую надо было плавно двигать ногой. И шила она только вперёд и назад, но на ней я создала свои самые лучшие наряды. У моей матери в шкафу давно лежало шёлковое платье. Оно вышло из моды, но было сшито из очень красивой ткани. Натуральный шёлк всегда стоил дорого. И я задумала его перекроить в блузку. Но очень боялась приступить, обдумывая, как это лучше сделать. В голове я крутила эскиз так и эдак, и казалось, всё уже распланировала. И вот наступил день, когда я открыла шкаф и вытащила на свет платье, чтобы перешить его. Я разложила его на полу, тщательно по шаблону кусочком мыла нанесла детали новой блузы и взялась за ножницы. Разрезала платье на 10 нужных частей, и вот тут, когда взглянула на оставшиеся лоскуты, меня охватила паника. Ещё недавно это было пусть и немодное, но добротное платье. А что сейчас? Я ещё час не могла приступить к началу шитья – так у меня дрожали руки. Но заставила себя. Взяла иглу, нить и первые детали, приметала друг к другу. Потом аккуратно сшила их на машинке. И так, шаг за шагом, я получила новую прекрасную блузку. Она была моей самой любимой, и я долго её носила. Надеюсь, – повернула она к себе Стасю, – ты понимаешь, что это история не про одежду?
Стася закивала.
– Такой момент бывает в любой работе. Главное – довести задуманное до конца. И тогда тебе будет чем гордиться, – добавила Лидия. – И если тебе не нравится твоя жизнь или твоя работа, то надо всё взвесить, обдумать и перекроить. Однако понимать, что между прошлым и будущим будет момент, когда перед тобой останется только груда лоскутов…
…Возвращаясь к бабушке, Стася всю дорогу представляла швейную машинку Лидии, старомодное шёлковое платье и новую блузку.
Глава 27
А бабуля выволокла в сад ковёр из гостиной, расстелила его на траве и, подоткнув юбку, стояла на нём на коленях и чистила его щёткой. Пару цветных половичков она уже вымыла, развесила их по забору, и вода с них стекала шумной весёлой капелью.
– Бабушка, – подбежала Стася к Старой Ксении, – ну зачем же ты сама их моешь? Я бы всё сделала!
Ксения, поднявшись, ответила:
– Это доставляет мне удовольствие… Кому-то нравится жаловаться, кому-то – болеть или отдыхать. А мне – работать, чистить и создавать. И таких, как я, много. Ты, кстати, такая же.
Стася в спешке поела и присоединилась к бабушке. И вот они уже вдвоём весело тёрли щётками старый ковёр. И всё стало как раньше. Как будто болезнь была ночным кошмаром.
За этим занятием их и застал Станислав. Он тихо подошёл сзади и пощекотал голую Стасину пяточку травинкой. От неожиданности она вскрикнула, вскочила, но тут же, увидев Стаса, засмеялась и обняла его мокрыми руками.
Парень помог им домыть ковёр и повесить его на просушку. Сделать это было не так-то просто. Намокший ковёр был тяжёлым, выскальзывал из рук, и ребята изрядно повозились, таща его до забора. Их ужасно смешило то, что они чуть не падали, скользили по мокрой траве, но всё же водрузили ковёр на деревянный штакетник. Чтобы смыть с себя грязь, уставшие и мокрые, отправились искупаться.