Закончив письмо, Стася снова заплакала, и слёзы, скатываясь по носу, закапали на текст, размывая буквы… Но этими слезами ей не дали насладиться в одиночестве. Позвонила Катарина – её ночная собеседница. Она хотела поздравить Стасю с днём рождения, но, услышав её голос, воскликнула:
– Что случилось?! Что-то с бабушкой?!
– Нет, – ответила упавшим тоном Стася.
И вдруг её прорвало. Она говорила и говорила. О Виге, о Станиславе. О своей любви, о предательстве… А Катарина её внимательно слушала и сочувствовала.
– Ты слишком добрая, Стася, я бы их поколотила прямо там, – возмущённо сказала Катарина. Она долго не могла успокоиться и ругала Вигу и Стаса последними словами.
Закончив разговор, Стася потушила огни и пошла спать. Но так и пролежала всю ночь, глядя воспалёнными глазами в потолок. Иногда на неё накатывали рыдания, в эту ночь было много слёз: то слёзы обиды, то бессилия, то одиночества и горечи.
Глава 33
Утром Стася еле открыла опухшие глаза, нашла написанное вчера письмо Виге и, не перечитывая, сожгла его. В конце концов, она ведь сказала ей, что хотела. Но той необязательно было это знать.
…Последующие дни перемешались между собой, как краски в акварели. Но побеждала везде чёрная. Стасе хватало сил лишь позвонить бабушке, чтобы узнать о состоянии её здоровья. Старая Ксения чувствовала, что с внучкой что-то происходит, но та объясняла, что на день рождения сильно простыла и теперь лечится…
К Стасе приходили ведьмы, пару раз приезжал Стас, заезжала Вига, ещё пыталась поговорить мать Станислава… Но она упрямо никого не пускала, ни с кем не общалась и только говорила через дверь, чтобы её оставили в покое. Никогда Медовая бухта не казалась Стасе такой многолюдной. Люди утомляли её, у неё не было сил ни слушать их, ни разговаривать с ними.
Лишь под покровом ночи она выходила к морю. Непричёсанная, унылая. У воды скидывала одежду и шла купаться. Темноты она больше не боялась. Скорее, чувствовала себя в ней защищённой.
Стася заныривала под воду и открывала глаза. В этой кромешной черноте она вглядывалась в подводное пространство, доводя себя до абсолютного изнеможения, пока животный инстинкт не выбрасывал её хрупкое тело на поверхность, где она вдыхала полной грудью кислород. И только в это короткое мгновение ей казалось, что она живёт. Потом всё вокруг снова становилось мутным.
Через неделю, когда Стася разговаривала с бабушкой, девушке вдруг очень захотелось обнять её и всё-всё ей рассказать. Она пообещала Ксении приехать завтра.
– Не надо, не приезжай, прошу! – засопротивлялась Старая Ксения. – Я плохо выгляжу и не хочу, чтобы ты меня лицезрела такой.
– Но я очень хочу увидеться. Я всё же приеду, завтра после обеда, – пообещала Стася.
Она взглянула в маленькое зеркальце, висящее в тёмном углу кухни, и содрогнулась: осунувшееся лицо, чёрные круги под глазами, спутанные волосы. Как давно она ела? Она уже и не помнила… Оглянувшись вокруг, ужаснулась ещё больше – никогда дом не выглядел таким грязным и неухоженным.
Стася зажгла везде свет, достала тазы, тряпки и стала драить всё вокруг. До самого рассвета она приводила в порядок каждый уголок в доме. В рассветной мгле пошла в огород – там в теплице сохли помидоры. Она срочно полила их и собрала зрелые плоды. На грядках набрала корзину огурцов, настригла зелени. Сняла созревшие кабачки.
Вернувшись в дом, пошла в ванную и долго мылась под душем, оттирая с себя грязь и печаль. Солнце только-только поднялось, но уже пекло, предрекая жару. Стася скинула с влажных волос полотенце на плечи и в одном халатике босиком пошла к морю.
Тихая вода ласково и радостно шуршала у её ног. Море, узнав Стасю, пыталось прикоснуться к ней, целуя её ноги. Стася бросила полотенце на песок и присела на него, теребя пятернёй волосы, чтобы высушить их быстрее. Она закрыла глаза от слепящего низкого утреннего солнца, которое приятно щекотало ей пятки, игриво дразня солнечными зайчиками. От лучей море снова стало всё сплошь золотисто-янтарным.