Выбрать главу

 — Пойдём в дальнюю дорогу? — говаривал ей дед Казимир, протягивая большую тёплую ладонь.

 — Пойдём! — радостно восклицала Стася.

 — А ты не забоишься? Не устанешь? Дойдёшь? — строго вопрошал он, сдвигая брови.

 — Да! Да! Да! — прыгала Стася, хлопая в ладоши.

 — Ты готова к приключениям? — спрашивал дедушка, выйдя с ней на крыльцо.

 — Да, — бесстрашно кивала Стася, прижимая к себе плюшевого зайца и поправляя полосатую панамку.

И приключений всегда было много. То они наблюдали на отмели за крабиками. То смотрели, как кормят птенцов ласточки, живущие на косогорах.

Иногда дед с внучкой устраивали пиратские пикники. И обратно утомлённую Стасю дедушка нёс на руках, а она, надышавшись свежего солёного воздуха, убаюканная мерными покачиваниями, быстро засыпала.

«Каждый день — это подарок», — отчего-то вспомнила Стася слова Януша. «А ведь и у меня в детстве каждый день был подарком. Да и сейчас. Разве то, что происходит со мной, это не подарок?» — подумала она.

Стася дошла до груды огромных валунов. «Трон» был уже совсем рядом. Но когда она к нему приблизилась, то увидела, что на нём кто-то сидит. Девушка, растерявшись, остановилась. Обычно здесь никогда никого не было, и она уже хотела повернуть обратно, чтобы не нарушать покой сидящего к ней спиной человека. Возможно, он тоже искал тут уединения. Но сидевший на «троне» обернулся.

 — О! Никак не ожидал здесь кого-то встретить! — сказал он, вскочив.

Это был полный низенький мужчина, похожий на румяную булочку и одетый в такую жару в костюм-тройку. Толстячок держал в одной руке белый зонтик от солнца, а в другой — платочек, которым всё время промокал лысину. Его лицо показалось Стасе смутно знакомым.

 — Извините, что помешала, я тоже не ожидала здесь кого-нибудь встретить, — сказала она и опять вознамерилась уйти.

 — Что вы! Останьтесь. Я думаю, нам здесь вдвоём места хватит. Садитесь, — и он указал зонтиком на валун рядом.

Стася подошла и присела. Некоторое время они молча смотрели на море. Отсюда было видно бухту и даже кусочек маяка.

 — Живописно тут, — изрёк толстячок, обведя глазами окрестности, и очередной раз протёр платком лысину и щёки. — Раньше я здесь бывал часто. А теперь очень редко.

 — Почему же сейчас бываете редко, раз вам тут так нравится? — вежливо спросила Стася.

 — Живу далеко… Нынче у нас с женой дом на юге Франции… Большой роскошный особняк. И из него открываются прекрасные виды Лазурного побережья. Шикарные яхты… безбрежное небо… благородные кипарисы и яркие глицинии… высшее общество… — он помолчал, потом добавил, словно сам себе: — Но всё не то, не то, не то…

Толстячок опять задумался, глядя вдаль.

 — А я когда-то тоже бывала здесь часто. С дедушкой, — поделилась воспоминанием Стася.

 — Да, море умиротворяет. Там, во Франции, мне неспокойно. Такая тоска порой накатывает. И тянет сюда… Приедешь, сядешь и смотришь на волны… Они напоминают мне чистые страницы. Накатывает одна, другая... и с каждой новой волной всё светлее память и всё легче дышится. Не от того ли нам так привольно у моря? Почему оно солёное? Оно впитало столько человеческих слёз и страданий… Но от этого оно и мудрое… И с нами делится. Надо лишь услышать…

 — Вы так красиво говорите, — заслушалась Стася.

 — Да, я писатель. То, что вижу и чувствую, у меня тут же складывается в строчки. Но там, во Франции, мне отчего-то не пишется. Там такое яркое море, а мысли все блёклые. Я пишу и рву, пишу и рву…

 — Так вы… Я узнала вас! — Стася старалась припомнить имя человека, сидящего перед ней. Оно крутилось на кончике языка, свербило в мозгу.

 — О! Не надо имён! Я просто Писатель, — махнул он рукой.

 — Писатель — это тот же волшебник, — сказала Стася.

 — Да, вы правы. Кажется, человек всего лишь читает книгу. Взял предмет в руки и складывает из него буквы в слова, слова в предложения, словно заклинания. И незаметно происходит магия: кто-то невидимый уже играет на струнах его души, вызывая улыбку или приступ неиссякаемых слёз… Но только если писатель талантливый… А я… весь, кажется, исписался… Всё какое-то дурное, унылое… Самому читать тоскливо... — он тяжело вздохнул.

 — Да что вы! Непременно ещё напишете что-нибудь прекрасное. Вот сейчас надышитесь правильным морем и напишете.

 — Ах, оставьте меня успокаивать, — он нервно вытер подбородок, — ничего я уже не напишу…

Писатель сложил зонтик и стал рисовать им круги на песке.