...В течение последующей недели в жизни Стаси, Агнии и Ксении воцарилось подобие спокойствия. Их быт пришёл к определённому распорядку. Каждая из них старалась не нарушать хрупкого мира между ними, не упоминать о чём-то, не затрагивать какие-то темы. Стасе даже стало казаться, что мама многое поняла и, возможно, у них получится жить вместе. Но всё снова стало рушиться, как только бабушку отпустили на воскресенье домой.
Стася привезла Ксению к обеду, они сели за стол, Агния тут же начала наступление. Похоже, она все предыдущие дни готовила эту речь. Начала мать со Стаси:
— Я хотела поговорить с тобой при бабушке, — сказала она, подцепив вилкой картофельное пюре из тарелки. — Стася, хочу тебя предупредить, что ты катишься в пропасть. Деньги от книжки, конечно, хорошо. Но мне кажется, ты оставила идею учиться на экономиста. Ты упоминала, что Станислав зовёт тебя с собой в город, где он будет учиться. Если собираешься туда, то у меня только два условия: вы должны пожениться, я с ним поговорю об этом при первой же встрече, и ты обязана там поступить в университет.
Стася похолодела:
— Мама, не надо ни о чём говорить со Стасом. И я... — она сделала вдох, — я хочу писать книги. И буду поступать на филологический...
— Но ты мне обещала… К тому же филолог — почти нищий. Куда ты потом денешь эти знания? Господи, Стася, ты практически умалишённая. Всю жизнь хочешь провести в деревне?
— А что плохого в деревне? — удивилась Стася.
— Нет, я не могу тебя слушать. Ты как блаженная, — закатила глаза Агния и отшвырнула вилку, — ты даже не идёшь к беде, а бежишь к ней. Ты прекрасно знаешь: то, что я предвещаю, всегда происходит. Может, я тоже колдунья? — Агния задумалась, прислушиваясь к себе. — Ведь вот правда. Я всегда и на работе, и дома скажу о какой-нибудь беде, и она случается. Но в твоём случае, Стася, мне не хотелось бы пророчить. И потом говорить: «Я предупреждала». Однако, подумай, так получится! Ты не слышишь меня. Хоть ты скажи ей, мама! — обратилась она к Старой Ксении.
— Агния, просто ты всегда ждёшь только плохого. И пророчишь лишь плохое. И, конечно, рано или поздно что-то происходит, — спокойно сказала Ксения. — Сколько я тебя помню, ты всегда ждала бед и несчастий, которые по большей части в итоге не случались.
— Только потому, что я их предчувствовала и избегала. А сейчас я бьюсь о стену. Я вижу, что моя единственная дочь катится в бездну, и ничего не могу поделать. Я кричу, а меня не слышат.
— Знаешь что, дочь, — возразила ей Ксения, — ты всю жизнь страшилась того, чего не было. Ты этого не избегала. Всё, чего ты боялась, было лишь в твоей голове.
Агния смотрела на мать с нескрываемой обидой, а потом медленно спросила:
— Это месть? За то, что я не такая, как ты? Ты теперь решила отыграться на Стасе?
— Ты ошибаешься, — покачала головой Старая Ксения, — я люблю тебя. И всегда тебя любила. И принимала такой, какая ты есть. Но ты зря всё время сеешь на наши головы свои страхи и тревоги. В некоторых разговорах нужна грань. Особенно в поучениях. Возможно, ты воспринимаешь это как мудрость, пусть так... И всё же любая мудрость подобна специям. Нельзя переусердствовать. Иначе ты испортишь еду. Ты хочешь достучаться, а сама лишь сыплешь и сыплешь перец, отравляя отношения или отвращая человека от этой темы так, что он потом на дух её не переносит...
— Я не понимаю тебя, мама, — сухо сказала Агния и налила себе сока, — но больше говорить не хочу.
24.
На следующее утро Старая Ксения вернулась в больницу. Стася ежедневно навещала её. И каждый день бабушка уговаривала внучку уехать с ней в Медовую бухту. Стася пыталась пару раз заговорить об этом с матерью, однако получала отпор и нежелание слушать.
Врачи разработали поддерживающую терапию, рассчитанную на ближайшие два месяца, которые Ксения обязана была провести в больнице. Но от лекарств ей становилось только хуже. Она теперь не вставала, стала вялой, сонной и равнодушной.
Стася с ужасом и тоской видела, как бабушка уходит. В ней, словно в старой лампе, до конца притушили радость к жизни, и она едва теплилась. Сначала это было почти незаметно: просто ещё одна морщинка легла тенью на лицо, стала чуть прозрачнее кожа, замедлились движения. Но потом это проступило явственнее, будто незримые вампиры выпивали из Старой Ксении по ночам кровь, силы и саму жизнь. Казалось, даже бабушкина фигура с каждым днём уменьшалась, как ёжатся и сжимаются, высыхая, осенние листья.